Ольф. Книга третья

Располагалось мое новое жилье на окраине города, в обветшалой кирпичной пятиэтажке, под самой крышей. Из трех комнат, как уже говорилось, отдельными были две – бывшая бабушкина спальня и гостевая, где останавливались родственники, приезжавшие ухаживать за больной бабушкой. Когда приезжало много народу (например, на недавние похороны), то в проходной комнате, как мне рассказала мама, раздвигался диван, а на пол стелились матрасы.

Все ценное из квартиры давно вывезли, я выбросил оставшийся хлам и привел каждое из помещений в порядок. Из мебели остались кровати, шкафы и комоды в спальнях, диван и тумба с телевизором в проходном зале, вся кухонная утварь, а также старая, но действующая стиральная машина в совмещенном санузле. Раньше туалет и ванную разделяла перегородка, но для удобства ее сломали, когда бабушка заболела, чтобы ей приходилось меньше ходить. Вторую дверь замуровали, получилось просторное помещение, где принимать ванну или сидеть на унитазе можно с большим комфортом. Пока я живу здесь один, это здорово.

Сразу пришла мысль перевезти сюда Любу с неходячей мамой, места хватит всем, и всем будет удобно и хорошо. Мы с Любой будем учиться заочно и вместе ухаживать за ее мамой, которая скоро станет нашей мамой…

Но Любин папа любит свою жену, он не отпустит ее от себя в другой город, иначе придется ехать всем вместе, а для него это значит бросить работу. На что тогда жить семье? Он остался единственным добытчиком. И права на квартиру есть не только у меня, я не имел права распоряжаться ею единолично. Вдруг по каким-нибудь делам приедут другие совладельцы? Где размещать? Выглядевший идеальным вариант, к сожалению, оказался нереальным. Возможно, что-то изменится в будущем.

Я переехал, а к Любе приезжал каждые выходные – помогать и вместе проводить время. И мечтать.

В новой квартире я все свободное время посвящал учебе, а также играл в компьютерные игры, читал и, опять же, мечтал. Ситуация с Любиной мамой однажды как-то разрешится, и будущую жену я либо приведу сюда, либо перееду к ней. Если придется вернуться в родной город, то я буду настаивать на продаже квартиры-наследства, в тех условиях деньги станут важнее жилья, которое у нас с Любой будет и так.

Как всегда бывает, спокойное существование длилось недолго. Мне позвонила тетя Зина, мама моих «дяди Сани» и «тети Маши». Не получалось назвать их так без улыбки, и все родственники, не сговариваясь, вместо дядь, теть и племянников величали нас двоюродными братьями и сестрами, что примерно передавало степень родства.

Меня родственники и знакомые называли Аликом, иного обращения я не допускал, в свое время узнав от бывшего друга Арсена, что в некоторых регионах юга «Леша» – синоним лоха. Другое производное от имени Алексей – Леха. Здесь слышалось что-то залихватски-хулиганистое, но на Леху я, как оворится, «не тянул». Для тех, кто не хотел или по уважительным причинам не мог называть меня полным именем, оставался единственный вариант. Алик.

– Алик, звоню сказать, что во второй комнате некоторое время поживет твоя сестренка, – сообщила тетя Зина («бабушка Зина», если подходить формально, а не с точки зрения здравого смысла, а «сестренка» – это, соответственно, окончившая одиннадцатилетку тетя Маша). – Хочу предупредить. Тут у нас такая ситуация…

Пауза затянулась, и я вставил, чтобы разрядить обстановку:

– Поступать едет?

– И это тоже. Ты же помнишь Машу? Она простая, немного легкомысленная, ветер в голове. Раньше на нее Ксаня влиял, а теперь, без него, совсем от рук отбилась.

Напомню, Ксаня, или Саня, или, полным именем, Алексантий – это старший брат Маши, уехавший работать на север.

– Боитесь, что она здесь свободой подавится? – спросил я прямым текстом. – Не выйдет, я не дам.

– Спасибо, на это я и рассчитывала. Зная тебя… Только ты сможешь ее приструнить и образумить, на тебя вся надежда. Спуску ей не давай, если что – звони нам, постараемся что-нибудь предпринять. Плохо, что Маша слов не понимает, у нее на все свое мнение. Дождалась совершеннолетия и объявила, что уходит из дома. У нее хахаль завелся, сам он живет там у вас, в областном центре, и вопрос стоял так: если мы с отцом не разрешим ей жить в унаследованной квартире, Маша сама снимет жилье. Она уехала бы в любом случае, пришлось дать согласие, хотя повод, который мы здесь говорим «для всех» – что она едет поступать. И еще, по секрету. Этот ее хахаль… он женат. И старше Маши чуть ли не в два раза, ему под тридцать. А ей хоть кол на голове теши. «Он меня любит! – кричит, – и я его люблю! Он разведется, мы поженимся!» Понятно, что поматросят ее и бросят, иначе мужик давно бы развелся. Нас Маша не слышит, она же самая умная, а мы древние, как ископаемые мамонты, и разбираемся только в типе ягеля на стойбищах. Присмотри за ней, Алик, пожалуйста, и, если получится, поговори с ней серьезно. Может, она послушает хотя бы тебя. Хорошо, что в квартире живешь именно ты. Ты Маше и по возрасту ближе, и в жизни разбираешься, на вас с Любой смотреть любо-дорого.