Ольф. Книга третья

Боже, что я говорю?! Это не то, что хотелось сказать. Я повторил избитый штамп, причем, как мне кажется, избитый не зря. Самая – значит, лучшая из многих. Бррр, ну и подтекст у выражения. А если бы ты поведала мне, что любишь меня больше всех, имея в виду, что в очереди неизвестной длины я оказался на первом месте, но что влечет тебя ко всем, а я среди них главный – устроило бы меня такое? Нет, категорически и бесповоротно. Ни очередь, большая или маленькая, ни даже единичное наличие приниженного и второстепенного, но все-таки существующего конкурента недопустимо. Нет других мужчин, среди которых я был бы "самым-самым", как нет и не будет других женщин, среди которых можно быть "самой". Это аксиома. Если рухнет она, обрушится жизнь. По мере возможности я буду отсекать двусмысленности, они ведут не только к непониманию, но и к черепно-мозговой душевной травме. Отныне мой разум стоит на посту, но если сквозь заграждение, одурманенное чувством к тебе, прорвется очередной штамп – прости. Надеюсь, ты поймешь, что именно я имел в виду, без подоплек и намеков.

В моей жизни есть только ты. И будешь только ты. Единственная. Неповторимая. Вот те очки, через которые следует читать мной написанное и слышать мною произносимое, тогда ошибки не будет.

Говорю я – о тебе. Думаю – о тебе и только о тебе. Дышу и живу – тобой. Мечтаю – о тебе. Жажду – тебя. Ты мой мир. Мое Солнце. Моя радость. Моя любимая. Лучшая в мире. Такая, каких не бывает. Ты – мои восходы и закаты, мой редкий лед и частый жар. Ты вечная муза моих бесстыдных фантазий, дотягивающихся до тебя всем, чем можно дотянуться, когда ты рядом, и хотя бы мыслями и разгоряченным воображением, мучающим меня искушающими наваждениями, когда ты далеко. В общем, ты – это ты. Точка».

По телефону я сообщил Любе, что теперь в соседней комнате живет моя тетя Маша, одна из наследниц квартиры. Я ждал вопроса, сколько лет тете Маше, но Любу волновали мои удобства:

– Это не помешает тебе заниматься?

Из моих родственников она знала только родителей, знакомство с остальными было делом будущего. Зачем знакомить с теми, с кем я сам не вижусь, а с многими даже не знаком лично?

– Никаких неудобств, – сказал я. – Она все время на работе, мы с ней практически не пересекаемся.

Жаль, что пришлось обмануть, но сказать правду я не имел права. Пересекаться приходилось часто. От этого возникали неудобства. Впрочем, неудобства бывают разного рода, некоторые неудобствами только кажутся. Смотря с какой стороны на них глядеть. Но на учебе сосуществование с полной сюрпризов Машей не сказывалось, поэтому волноваться Любе не стоило. Как и в моей верности. Я любил Любу, Маша любила Юру, а когда минусы совместного проживания сводили меня и соседку в опасную близость, у меня включался внутренний колокольчик. Ничего неправедного произойти не могло, поэтому Люба могла спать спокойно.

К сожалению, о себе я не мог сказать того же, со сном от такого сожительства у меня стало плоховато. Спасали творчество и переписка с Любой. Из-под моего «пера» (то бишь, клавиатуры) вышел новый опус, на этот раз – басня:

«Главное птичье правило»