Ольга

Так бывает у женщин, что красивые вещи обращаются во вполне одухотворенные предметы. Им сочувствуешь, когда небрежная хозяйка сочла отчего-то разумным надеть на себя пиджак со стильным принтом от Vivienne Westwood и подобрала к нему идиотские шорты из TopShop, которые подчеркивают её якобы длинные ноги. В таком случае хочется закричать: какие еще ноги, когда на тебе пиджак от Westwood? Может ноги Шерлиз Терон и могут посоперничать с ним, но среди нас, рожденных на планете земля, откуда взяться достойным пиджака Вивьен? Или платье от Сacharel расцветки перьев павлина, которое я хранила в своем шкафу просто как произведение искусства, не осмеливаясь надеть на себя. Если дизайнер позволил себе такую экспрессию в цветах – это не означает, что кому-то стоит продолжать эту линию и навешать на себя салатовых платков, бирюзовых украшений и заключить все это леопардовыми босоножками. Иногда хочется, чтобы некоторые вещи продавались только через анкетирование, с обязательным анализом вкуса покупателя. Потому что если представить, какое количество прекрасной работы дизайнеров бездарно служит лишь самодовольству богатеньких покупательниц, то становится грустно.

Ровно так же, как грустно за это платье, на которое я продолжала смотреть, пока Татьяна Тимофеевна что-то там говорила про мои профессиональные качества. Оно не увидит Вену, не услышит её магическое дыхание, сотканное из нот скрипки и фортепиано. Не пройдется по Грабену, где ему самое место. Не посетит Хофбург, резиденцию великих Габсбургов. Ведь если бы Габсбурги дожили до наших дней – нет сомнений, что молодые принцессы носили бы платья от Alexander Wang.

– Может быть, вы хотели бы что-то сказать? Ольга Николаевна? – акцентировано произнесла мое имя и отчество Татьяна Тимофеевна.

– Я рада тому, что редакция поверила в меня, и уже завтра я отправлюсь в Вену? – само собой предложение закончилось вопросительной нотой.

Завтра? Но ведь дома меня ждет Алиса, у которой сейчас, наверное, самый сложный период за всю её жизнь. Нет. Поехать я не могла. Однажды я уже отвернулась от Алисы, и что из этого вышло, мне известно. Допустить подобное в этот раз было непозволительным.

Но вместо решительности, которую стоило бы обрести, чтобы ответить отказом и предоставить-таки платью Кристины шанс выпить кофе на площади Ам Хоф, у меня закружилась голова, и я чуть пошатнулась, так что Алексею, стоявшему рядом пришлось подхватить меня за локоть.

От уверенного прикосновения твердой руки, я немного пришла в себя и поднял голову, чтобы посмотреть на своего спасителя. Наверное, это было похоже на избитое клише, в котором хрупкая женщина падает в объятье сильного мужчины и в тот момент, когда их взгляды пересекаются, между ними пробегает искра. Искра действительно была, но искра в одну сторону. Мое учащенное сердцебиение, которое появилось из ниоткуда, было явно безответным. На меня смотрели не влюбленные глаза доблестного принца, а удивленный взгляд моего босса, который был явно обескуражен происходящем.

Но немного рыцарства со стороны Алексея все же было. После секундного замешательства, в которое его ввело мое головокружение или скорее даже мой неадекватный взгляд, обращенный на него, Кричевский попросил у присутствующих прощения и буквально вытолкал меня из переговорной, тем самым оградив меня от полного фиаско.

– Что сегодня с тобой? – строго спросил он, когда мы зашли в кабинет главного редактора. – Ты не выспалась или может тоже больна?

В его голосе все яснее проявлялась раздраженность. Я же напротив обрела как-то спокойствие, словно все произошедшее в ближайшие пять минут не имело никого значения.

– Так что случилось? – требовательно повторил Кричевский.

Всегда, когда вы собираетесь сказать невыигрышную для себя правду, убеждая себя в том, что правда лучше, чем ложь – врите не раздумывая. Лучше собеседник будет сомневаться в сказанном, чем будет уверен в том, что лучше было не произносить.

– Больна. Не сильно, но больна, – сбивчиво ответила я, – Простуда или что-то такое.

Алексей хотел было что-то ответить на мою не самую удачную попытку лжи, хотя в сущности я не врала, и похмелье вполне себе могло сойти за уважительную медицинскую причину, но я не дала ему сделать это, тут же продолжив:

– Я не могу ехать. Ни в Вену, никуда. Нужно лежать дома и болеть, – мой голос звучал какими-то чуждыми мне детскими интонациями.

– Так подожди. В смысле не можешь ехать? – Алексей перешел на другую сторону стола и подошел ко мне. – Только скажи честно. Я вижу, что с тобой что-то происходит. Я никогда не видел тебя такой рассеянной.

Он изучающе посмотрел на меня и, казалось, что все мое тело и сознание, словно только и ждало этого момента, когда его глаза остановятся на мне. Сердце вновь бешено заколотилось, а колени начали нервно подкашиваться сами собой.

– Если это из-за меня, то мы можем там не пересекаться. Это не проблема. Но решение принято и мне оно кажется самым верным.