Ольга, княгиня зимних волков

Сеть Равдан тоже плел сам, еще зимой в лесу, когда вечерами нечего делать. Из прочных конопляных нитей, крапивой и хвощом подкрашенная в тусклый серо-зеленый цвет, будто вялая трава, она имела ячейки такого размера, чтобы туда пролезали голова и плечи перепела, но не тушка. Оставалось раскинуть ее поверх луговой или полевой поросли, залечь позади, затаиться и посвистывать манком.

Уже было жарко, земля источала тепло, одуряюще пахло разогретыми солнцем травами. Вилась мошкара, липла к коже, но Равдан не обращал внимания.

– Подь полоть! – кричал один справа.

– Ва-вва! – тут же раздавалось в другой стороне. – Ва-вва!

Этот не пойдет: он уже нашел себе подружку. А вон тот, что справа…

– Тю-рю! – нежно пискнула дудочка в руке Равдана. – Тю-рю!

Издав две трели, он отпустил мех, чтобы тот мог петь снова.

– Тю-рю!

– Подь полоть! Ва-вва! – уже ближе откликнулся полевой певец.

Поверил! Равдан усмехнулся про себя и продолжал манить. Сердце замирало, будто к нему шло из густых ростков невидимое, самое дорогое счастье.

А спроси его сейчас – в чем счастье? – он и сам не знал. При этой мысли ему вспоминался варяжский топор с серебряным узором на обухе. Живут же обычные люди: взрослеют, женятся, пашут и жнут, тем уже рады, что детей народилось много и всех есть чем покормить. Только Равдана вечно тянуло куда-то. А куда? Ему нравилось видеть новые, чужие места, новых людей. Нравилось, когда жизнь – как река: плывешь и не знаешь, что будет за поворотом. Нравилась лесная дружина, где свое первенство нужно было отстаивать силой воли, а иной раз и кулаками, но не длиной бороды.

Никому во всем роду, даже матери и немногим своим друзьям среди братьев он не рассказывал о том, как они с Лютояром лазили в могилу свея и что там нашли. Достаточно того, что Краян не получил обещанной ему доли добычи с волока. Услышав, что эта добыча – варяжские клинки, старейшина схватился за голову и замахал руками: где зарыли, пусть там и лежат, от беды подальше.

Хотя, пожалуй, старики Озеричей в душе одобрили бы, что вилькаи невольно укокошили Сверкерову мать-колдунью. Варяжский топор Равдан оставил на сохранение Ведьме-рагане, но мысль, что у него есть такая вещь, грела душу даже сейчас. Будто напоминала, что бывает на свете другая жизнь, и обещала, что когда-нибудь и он найдет к ней дорогу.

– Ва-вва! Ва-вва!

Перепел был уже близко. Дудочка звучала раз от раза все тише. Только бы не передумал, не испугался перепел, тогда его не вернуть. Трава шевелилась уже возле самой сети. Равдан свистнул в последний раз – тихонько, коротко. Вдруг подумалось, что ведь и перепел стремится к своему счастью – и сейчас будет своей перепелиной судьбой обманут.

Полевой петушок замолчал. Равдан его не видел среди травы, но верхушки шевелились уже под самой сетью. Ну, пора!

В двух шагах слева с земли вскочил Нечуй – двоюродный брат Равдана, четырнадцатилетний отрок. Он тоже мечтал зимой жить в лесу с вилькаями, но родители не пускали. Зато все лето он почти хвостом ходил на Равданом, и на перепелов они обычно охотились вдвоем – так сподручнее.

Напуганный перепел подпрыгнул – и его голова и плечи вошли в ячейку растянутой поверху сети. Нечуй тут же кинулся на добычу.

– Наш! – радостно закричал он. Сколько бы это ни повторялось, не надоедало никогда. – Не ушел!

Равдан встал и потянулся, рукавом смахнул со лба пот и налипшую мошкару. Взялся за мешок, где перепелов шевелилось уже с полтора десятка. Нечуй тем временем осторожно выпутывал добычу из сети.

И вдруг ахнул, будто увидел диво.

Равдан обернулся.

– Ты посмотри! – Брат в изумлении протягивал ему птицу, держа обеими руками.

Между загорелых, грубых, уже по-мужски широких ладоней отрока, среди оборванных травинок, был зажат белый перепел. Не серовато-желтый, рябенький, почти невидный среди травы, а белый, лишь чуть желтоватый. Чудо, мечта любого охотника!

– Ну, вот подвалило! – Нечуй поднял на Равдана восхищенный взгляд. – Теперь вся удача наша!

Поймавший белого перепела будет удачлив на охоте. Равдан усмехнулся и подошел к брату, взял птицу в руки. В груди зрело ликование. Мало того что добыча – еще такая, что обзавидуется все гнездо. И больше не будут говорить, что Краянов последыш удачи не принесет.

Впрочем, до старушечьей болтовни Равдану было мало дела. Он по жизни чувствовал себя охотником, и судьба подтвердила, что готова пойти ему навстречу.

Они возвращались домой уже под вечер, довольные, утомленные, но не спешили. Пару перепелов запекли на углях, разведя костерок на опушке, поэтому были не слишком голодны и не спешили. Все уже ушли: на поле не мелькали белые платки и пятна рубах на склоненных спинах, только на обочинах и в бороздах репища и льняника лежала грудами выполотая трава.

Вечерело, и хотя в длинный день перед Купалиями до темноты было еще далеко, в низких местах уже скапливались тени, будто серая вода. Над зарослями воспарял легкий туман, и казалось, будто под ветвями кто-то крадется. Нечуй боязливо озирался: наскочишь еще на русалок!

– Смотри! – Равдан показал брату на небо.