Ольга Седакова: стихи, смыслы, прочтения. Сборник научных статей

В этом стихотворении можно отметить формальные аспекты сходства с поэтикой Целана – повтор глагольных форм, параллелизм синтаксического построения, особая смысловая нагруженность отрицательных местоимений, связь с библейской речью. В тексте звучит цитата из Евангелия от Иоанна (Ин. 14: 27) «не так даю Вам, как мир дает», и образы последующих строк отзываются на нее. Так же как запись опыта лирического мышления в стихах Дикинсон и поиск простого, «начинающего время» слова в поэзии Рильке, переводы поэзии Пауля Целана помогают Седаковой в поиске нового лиризма, стремящегося к надличностному, абсолютному. «Всё, и сразу» – внутренний императив поэзии, вертикаль невозможного.

Наталья Черныш Путешествие Ольги Седаковой по «Книге перемен»

Заявленная тема данной работы не покажется экстравагантной, если понимать ее как результат и путь исследовательского прочтения поэтической книги «Китайское путешествие». Такое прочтение открывает новые и неожиданные смысловые связи поэтической книги с древнекитайской философской мыслью. Мы увидим, что древнекитайская культура открывается поэту как священная книга, чтение которой оказывается увлекательным путешествием поэта и читателя в мир классического Востока.

Такое прочтение поэтической книги существенно отличается от уже предпринятых попыток рассматривать «Китайское путешествие» в соотнесении с лейтмотивами, образностью, символами китайской культуры[681]. Каждая из таких работ интересна сама по себе, но мало связана с темой нашего исследования. Наш путь – в пошаговом следовании за раскрывающимися смыслами «Китайского путешествия» от стихотворения к стихотворению благодаря поясняющей силе древней «Книги перемен». Но сначала несколько важных наблюдений.

Уже первое стихотворение «Китайского путешествия» задает тон следующего чтения. Перед нами не диковинная страна джонок, пагод, изогнутых крыш – известных приобретений восточной культуры, хотя эти образы и появятся в поэтической книге чуть позже. Первое и поэтому самое сильное впечатление от путешествия «туда» – это встреча с таким деревом, как дóма:

Родина! вскрикнуло сердце при виде ивы:
такие ивы в Китае,
смывающие свой овал с великой охотой.

(1: 327)[682]

Так начинается путешествие на Восток, культура которого станет любимым учителем и другом, как и все, что вызывает восхищение у поэта. Дальнейшее осторожное прикосновение к культурным дарам не потревожит их первоначальный смысл, и тогда вещи как будто сами начинают разговаривать. Именно так и представлена восточная классическая мысль в «Китайском путешествии», любовно и аккуратно.

Первое читательское восприятие поэтической книги – это видимые картины китайской живописи: «медленно плывет джонка в каменных берегах», «карликовые сосны, плакучие ивы», «путник в одежде светлой, белой», «крыши, поднятые по краям, как удивленные брови». Взгляд читателя отдыхает как перед китайской картиной, основным посылом которой является не вызов сильных эмоций, а умиротворение, покой и просветленность. Именно эти качества древневосточной культуры окажут неизгладимое впечатление на Ольгу Седакову. Она скажет в одном из выступлений: «восточная культура – это богатый и тихий мир, не экзотичный, но другой общечеловеческий путь развития, здесь природа познается, а не переделывается, здесь главное внимание, а не активность. Этот мир устроен тонко и кротко, и насилие здесь неуспешно»[683].

На начальном этапе формирования образа Китая в русской поэзии проступает восприятие Востока как мира экзотического, райского, другого. Индия и Китай объединяются под общим названием Поднебесная – место под покровительством Неба, тем самым формируется образ Востока как духовного прибежища. Собственно «китайского» в русской поэзии вплоть до конца XIX века очень мало. И в начале ХХ века отношение к Востоку скорее отстраненное, есть интерес к экзотическим образам, к новым формам стиха. Пожалуй, первый, кто в русской литературе заговорил об особенностях китайского взгляда на мир, – это Лев Толстой, который в разное время совместно с другими переводчиками работал над переводом книги «Дао дэ цзин». Для него эта книга вместе с индийской и древнегреческой мудростью станет «актуальным чтением», «лично ему интимно знакомым опытом», заметит Ольга Седакова[684]. Такое отношение к китайской мудрости, вслед за традицией Гете и Пушкина[685], подхватит Ольга Седакова в «Китайском путешествии», сохранив развитую талантом Пушкина способность к «всемирной отзывчивости».