Ольга Седакова: стихи, смыслы, прочтения. Сборник научных статей

Постараемся прочесть это стихотворение в поэтологическом ключе как торжествующее самовоспевание поэзии. Пройдя сквозь тысячу бед («дом поджигают», «чашу расколют», «одежду отнимут»), поэтическое слово не погибает: в ответ на угрозы лейтмотивом пролегает – «а мы говорим». Мотив вечной, надвременной природы поэтического слова передается анафорическим повтором соединительного союза «и», придавая высказыванию торжественную интонацию[791]. Своей позитивной функцией союз «и» символизирует связность явлений в стихотворном повествовании. Само слово «сад» становится собирательным сосудом разных смыслов высшего порядка. Сквозь реальную данность, сад в Азаровке, оживает многосложный семантический спектр этого слова: это и Эдем как прообраз любого сада; это и монастырский сад – место духовно-культурных деяний, – который выражен в образе писцов, переписывающих рукописи («И перья скрипят, и никто не устал / писать и описывать ту же победу»). Переписываются и «Гулистан» Саади, и «Ригведа» на санскрите, и рукописи на латыни: все их объединяет воспевание божественного Начала, земного и небесного садов[792]. Это и есть победа над смертью. И под конец слово «сад» отсылает к образу поэта-садовника, сотворяющего артефакт – стихотворение, в котором «и вишни дрожит золотой Гулистан, / и тополь стоит, как латыни стакан, / и яблоня-мать, молодая Ригведа».

В заключение подытожим следующие аспекты, относящиеся к поэтической интерпретации темы «иной местности»: в целостной картине мироздания Седаковой разные миры не противопоставляются друг другу. Осознание и осязание вечного присутствия «иного» мыслятся поэтом как возможный и обязательный опыт на пути духовного развития человека. Поэтический язык, в котором присутствует надавторская воля и просвечивают доязыковые смыслы, должен указывать на «иное» как на истинную сторону человеческого существования; стихотворение же становится для читателя средой такого рода опыта. «Иное», не поддающееся полному поэтическому охвату исходя из своей сверхъестественной природы, проявляется на материи стиха в стилистических особенностях, которые изображают «недосказанность», «непередаваемость». В то же время высокогармоничная фонетически-звуковая организация текстов повторяет на поверхности стихотворной материи связность и целостность мироздания. Слияние этих двух аспектов создает ощущение «нарастающего напряжения», которое часто не разряжается на содержательном уровне стиха.

В ряде образов (путешествие, коридор, прихожая, сон, болезнь – переходные состояния), изображающих поход в «иную местность» и приближение к ней, Седакова воплощает синхронность следующих действий: расширение сознания и сверхчувственных ощущений при одновременном преодолении и обесценивании пространственных данных. При этом сами душевные состояния приобретают пространственные свойства, из них выстраивается картина «иной местности». Помимо промежуточных и связных мест-образов, которые открывают вид на «иное», встречаются и образы синтеза – сердце и сад, они выступают средоточием разных миров и тематизируют очевидность взаимодействия этих сфер. В поэтической работе над этими архетипическими образами Седакова, поэт с универсальной эрудицией, обогащает глубинные, общезначимые смыслы новыми пластами: образы оживают и приобретают особенную семантическую окраску. Это и является истинной задачей поэзии:

И как всякий дар – и дар искусства, и дар веры обладает открывающей, освобождающей, расширяющей данность силой[793].

Александр Кутыркин Гость у дверей (поэзия Ольги Седаковой)

В сопровождении меняющей цвета (радужной) поэтики Седаковой читатель предпринимает путешествие в собственную сокровенную глубину в поисках истинного себя; на этом пути поднимаются фигуры и эпизоды чувств (привязанностей), которые составляют контраст твердому сопротивлению, сомнению и удивлению никчемным мнимостям[794].

Весь последующий текст следует рассматривать как комментарий к этим словам кардинала Джанфранко Равази.

У этого дома много входных дверей. Одна из них, как в волшебной сказке, всегда заперта. Впрочем, лучше сказать, что именно она всегда раскрыта и лишь потому никому не видна. Через нее поэт однажды выйдет, чтобы, обернувшись, узнать, что в доме гостей больше, чем она – хозяйка дома – могла себе представить.