Ольга Седакова: стихи, смыслы, прочтения. Сборник научных статей

кажется,
что ничто быстрей туда
не ведет, чем эта, сады пустые,
растенья
луговые, лесные, уже не пьющие, —
чем усыпленье
обегающая бессонная вода

11

перед тем, как сделаться льдом, сделаться сном,
стать как веки, стать как верная кожа
засыпавшего в ласке, видящего себя вдвоем
дальше во сне…
Вещи, в саду своем
вы похожи на любовь – или она на вас похожа?

(1: 379)

Беспрестанное течение осенней воды воспроизводится в десятой строфе «Элегии» графически. Анжамбеманы отражают порывы течения, не подчиняющиеся форме. Неутомимое движение воды, ее бессонное состояние – единственный знак жизни в ландшафте предзимней спячки-смерти: пустые сады и уже непьющие растения. В этом предсмертном состоянии и ведет обегающая «усыпленье» вода «туда». Человеку, наблюдающему за метаморфозой воды, открывается тайна непрерывной связи с «иной жизнью». Но и видоизменяясь, заледенелая вода не теряет своих мистических качеств: лед сравнивается с состоянием сна, сквозь который существо обозревает свое двойное (или же иное и истинное) существование[785]. Метаморфоза воды маркируется переменой в стихотворном строе: путем параллелизмов («сделаться льдом, сделаться сном; стать как веки; стать как верная кожа») ритмически воссоздается состояние засыпания, убаюкивания. Мотив двойного параллельного существования (здесь и там) закрепляется в этом стихотворении и образом сада. Изначально перед читателем предстает осенний опустевший сад. Он же в конце одиннадцатой строфы появляется как надвременное, абстрактное место, наполненное любовью, как некое средоточие бытия: «Вещи, в саду своем / вы похожи на любовь – или она на вас похожа?» (1: 379).

Сад, как и сердце, в творчестве Седаковой образы собирательные, это не только топосы возможной гармонии и целостности, но и места-средоточия, которые олицетворяют синтез внесубъективной пространственной данности и внутричеловеческого пространства переживаний (чувств и мыслей).

6. Сад – Сердцевина

Обхватить всю смысловую многогранность образа сада в творчестве Седаковой, конечно же, не удастся в рамках этой работы, однако хотелось бы подчеркнуть постоянство этого образа в ее разножанровом творчестве, что иной раз подтверждает тесную связь поэзии Седаковой с богословской, литургической поэзией.

При неимоверной насыщенности этого архетипического образа символическими и культурологическими (интертекстуальными) смыслами Седакова искусно придает своим садам непосредственный, первозданный, девственный облик. Седакова, poeta doctus, несомненно осознает присутствие скрытых аллюзий и ассоциаций при употреблении слова «сад», но она не перегружает, не обременяет смысловое пространство конкретного стихотворения описательными деталями: будь то аллюзии на Элизий, или Эдем, – символ первоначального счастья и беспечности – или же на сад как символ Богоматери, аллюзии эти таятся в самом слове «сад». При минимальной описательности слово «сад» употребляется преимущественно без эпитетов[786].

У сада в творчестве Седаковой двойная пространственная жизнь: она протекает и на стороне земного, и по ту сторону земного бытия. Сад – гармоничная совокупность разных элементов природы – «повторяет» в своей форме божественный акт творения, земной сад служит префигурацией райского сада. Сад находится и по ту сторону жизни, в некоем метафизическом пространстве. В него, как в «иную местность», и попадают посмертно, выйдя за грань жизни. Отпевание монахини в «Легенде девятой» заканчивается строками:

вдруг вырезанные из темноты и пенья,
мы знали, что она в саду.

Куда когда-нибудь живое солнце входит,

там, сад сновидческий перебирая и даря,
она вниманье счастья переводит,
как луч ручного фонаря.

(1: 80)

И в этой картине воскресают мотивы «сиянья, даренья, счастья», относящиеся к области сердца: одного из топосов возможного места-познания «иной жизни».

Иной раз Седакова превращает сад в место сверхреальных стечений. В коротенькой песенке, посвященной памяти бабушки Дарьи Семеновны Седаковой, передается сцена встречи. Безобидное на первый взгляд приглашение бабушки пройтись по их саду:

– Пойдем, пойдем, моя радость,
пойдем с тобой по нашему саду,
поглядим, что сделалось на свете!

(«Старые песни», 1: 207)