Ольга Седакова: стихи, смыслы, прочтения. Сборник научных статей

Признание лирического героя: «Сколько раз – покаюсь – к запрещенному порогу / подходило сердце, сколько стучало» стоит в противовес безликому «говорят», открывает читателю личный, интимный опыт. В биении сердца искусно прорисовывается метафора стука в дверь (в иную область). Вводное одическое «О» («О, не от горя земного так чудно за дверью земною…») задает совершенно новую интонацию заключительным строкам. Несмотря на обращение сердца «неведомо к кому», портрет «иной местности» формируется четко: это ландшафт, состоящий из абстрактно-чувственных ощущений и состояний. Универсальные понятия, знакомые нам из богословского словаря, вкладываются в уста лирического героя. Меняется и графическое решение стиха; строки к концу укорачиваются. В предельной лаконичности еще в большей степени выделяются флективные рифмы, подчеркивающие связность понятий согрешенья, прощенья, сиянья и состраданья, которые ассоциативно отсылают к древнерусскому «витию словес», придают говорению вневременный характер[771]. Переход из одного состояния в другое обозначается и в этом примере глаголом движения: сердце «подходило», а также повторное «пора идти туда», что и создает ощущение перемещения в пространстве.

Опираясь на приведенные примеры, можно выделить следующие аспекты поэтизации пространства у Седаковой: 1. Трансформация чувственных ощущений и понятий в «строительный материал» поэтических ландшафтов. 2. В то же время душевные состояния как бы приобретают пространственные качества. Портрет «иной местности» изображается как ландшафт чувств. 3. Рост переживаний и внутреннего пространства за счет быстрого преодоления реальных пространственных данных[772].

В последнем примере Седакова создает наивную доптолемеевскую линейность картины мироздания. Земной и неземной миры располагаются как бы на одной горизонтальной оси. Представление о параллельности миров и мотив транзита реализуются в излюбленных образах порога, коридора, прихожей как мест сообщения, к которым мы обратимся чуть ниже. Важно, однако, подчеркнуть, что преодоление пространства по горизонтальной линии-черте, на которой в пространственном представлении располагаются разные миры, в идеальном случае должно дополниться движением по вертикальной линии: «истинная жизнь» понимается Седаковой как восхождение.

Наряду с универсальными, абстрактными понятиями (прощения, сияния и сострадания, памяти, любви), которые составляют ландшафт «иного мира», в картину часто вводятся природные элементы. Далее, в рамках этой работы, выделим элемент воды, который в разных вариациях (дождь, ливень, река, подпочвенная влага) предстает медиатором между этими двумя осями. Эти синхронно проистекающие движения по горизонтальной и вертикальной оси и дают крестообразную форму: стихотворение является точкой пересечения, в которой имеет место сверхреальное слияние духа с материей в образах «одухотворенных ландшафтов».

4. Параллельность миров

Я узнала, что есть вещи, рядом с которыми жизнь не отличается от смерти. Тот, кто погиб, – все равно ушел, и уход его жив, и он в некотором роде еще бредет[773].

Расширению внутреннего пространства сопутствует, как уже отмечалось, обесценивание пространственных представлений, опирающихся на эмпирию. Путем описания новых пространственных ощущений, в которых действуют неземные законы физики, и путем духовного обживания этих пространств Седакова создает картины сверхреальных слияний и трансформаций разных сфер. В эпизоде из «Путешествия в Брянск» (1984), в хронике одной поездки в провинцию и одновременного внутреннего путешествия, героиня, засыпая в чужой квартире, оказывается свидетельницей маленького «потопа». «Тема воды перешла из экстерьера в интерьер», а потом уже ночью во сне поглотила и все воображение поэта. Звук воды стал толчком к вещему сну:

Снилось мне, что я умерла <…> Что меня нет, я знала не по отсутствию тела, а по ощущению необыкновенной любви, отовсюду ко мне направленной. Живых так не любят, вернее, живые не догадываются, что их любят[774].

Переход из одного состояния в другое описывается не перечнем потерь, а приобретением новых, ярких ощущений. В нашем случае интересно и топографическое решение сцены:

Любовь была воздухом, землей этого коридора или прихожей. Это была прихожая с шубами на вешалке, но при этом долина, и реки в ней текли, как на карте или как видно с самолета. Реки уходили под землю и возвращались[775].