Ольга Седакова: стихи, смыслы, прочтения. Сборник научных статей

Опишем ряд характерных для Седаковой элементов, подтверждаемых этим коротким эпизодом: 1. Материализация духовно-душевных качеств – ландшафт состоит из любви. 2. Смешение банальных, каждодневных реалий с абстрактными понятиями в сверхреалистической картине, в которой оппозиция сакрального и мирского устраняется. Образ коридора, прихожей с шубами, приобретает свойство транзитивности, через них возможен выход из видимо-материального мира. В стихотворных обработках этого мотива Седакова дополняет его элементом детского прасостояния, что и порождает ассоциацию со сказкой-фантазией «Лев, Колдунья и Платяной Шкаф» К.С. Льюиса, в которой маленькая героиня попадает в параллельный мир, Нарнию, сквозь платяной шкаф. Стихотворения «Гости в детстве» (1973; 1: 32), «Где тени над молью дежурят…» (1973; 1: 33) обыгрывают мотивы «вещего сна»: коридор, прихожая и шубы семантизируются как промежуточные пространства, в которых познается, ощущается присутствие иного.

В двух шагах от притворенной
двери в детскую, за щель
шепчут стайкой оперенной
в крыльях высохших плащей…

(1: 32)

Произнесенное шепотом слово неуловимо, смысл непонятен, остается воспоминание ощущения: «словно ангелы сказали, / не запомнив, для чего…» (1: 32). Детскому прaсостоянию «блаженной доверительности» естественна восприимчивость к «иному»[776]. И в вышеприведенном стихотворении выход шепчущих из этого в другой мир отмечен метаморфозой в природный элемент: «вместе выйдут, ливнем будут» (1: 32)[777]. Мучительному старанию преодолеть забвение, затмевающее самую важную информацию, соответствует в пространственной образности Седаковой хождение по кромке. Аналогично прерывается и вещий сон из «Путешествия в Брянск», сталкиваясь с обыденностью: «я не досмотрела, быть может, главный сон моей жизни. <…> Ну ладнo»[778], – подытоживает героиня. К каталогу составляемых единиц «иной местности» (любви, состраданья, сиянья и т. д.), как уже отмечалось, можно добавить качество вечной памяти, которое на стороне земного бытия превращается в минус-качество – потерянное воспоминание. Желанием вспомнить («Кому меня здесь поручили? / Позволишь ли вспомнить, отец?») объясняется просьба лирического героя очутиться в межпространстве в стихотворении «Где тени над молью дежурят…», в котором просвечивает очевидная аллюзия на мандельштамовский образ шубы («Запихай меня лучше, как шапку, в рукав / Жаркой шубы сибирских степей…») – некоей защитной оболочки от угроз окружающего мира.

Где тени над молью дежурят
и живы еще за дверьми,
в широкую шубу чужую
меня до утра заверни.

(1: 33)

Вернемся, однако, к эпизоду из «Путешествия в Брянск». В описании вещего сна Седакова прибегает к знакомому нам из стихотворений приему складывания пространства. Ландшафт воспринимается с высоты птичьего полета: «как на карте или как видно с самолета». Аналогичное созерцание земного бытия с высоты при одновременном расширении сверхъестественных ощущений встречается и в другом описании «инициации» поэта из «Похвалы поэзии». После неудавшейся суицидальной попытки героиня вспоминает, что конкретно произошло в момент потери сознания, которая в традиции агиографических писаний становится мистической инициацией:

Сон это был или галлюцинация, не знаю, и пересказать его невозможно. Но, второй раз застыв на этой площадке [горы. – К.М.], я шагнула с нее и оказалась на шаткой, мягкой и крепкой опоре вроде крыла. Под этим крылом проносились города и моря. Вот Париж, заметила я. Но полет не ощущался. От меня требовали согласия на что-то (так и не знаю на что, на «хорошее» или на «плохое»), но я отказалась. И, отказавшись, оказалась снова на скале…[779](3: 68).

В оба эпизода, описывающие видение «иного», Седакова вводит элемент сна, который наряду с болезнью и детством определяется как транзитное состояние[780]. Как отмечалось на примере цикла «Азаровка», в процессе поэтизации Седакова преобразовывает природные явления и топонимические данности в абстрактные символы или понятия. Выше приведенные примеры из прозы открывают обратный прием: вызванные созерцанием «иного» новые ощущения и опыты познаются в сравнении их с природными явлениями. Таким образом, например, в стихотворении «Письмо», в поэтическом послании профессору богословия Дональду Николлу из позднего цикла «Начало книги», универсально-абстрактное понятие «милосердие» описывается по аналогии с водой: