– Перестань, – настойчиво повторила она, впервые в жизни прижимаясь ко мне грудью, – не надо никого больше бить. Да, все виноваты, но все уже попросили у меня прощения, и всех я уже простила.
Я поступал в самый лучший элитный вуз страны. Экзамены там начинались на месяц раньше, чем в других вузах. Мамина «скорая помощь» забрала меня и отвезла к поезду прямо с выпускного вечера. Оля стояла на ступеньках школы, улыбалась и махала мне рукой. Я улыбался ей в ответ плотно сжатыми губами, делая вид, будто ничего не произошло, пытаясь не показать, как они дрожат от обиды.
Глава 2
Адрес ее я не знал. Жила она далеко, потому и ходила первые четыре года в другую начальную школу, а за все школьные годы домой я ее ни разу не провожал. Сама она мне свой адрес не дала, а сам я попросить не смог. Стройотряды съедали все летнее время, поэтому домой летом я приезжал редко и ненадолго, да и родители мои уже тогда большую часть лета проводили за границей. Случайно с ней не сталкивался, сам встреч не искал, одноклассников о ней не спрашивал, и острая игла воспоминаний о ней все реже и реже втыкалась мне в сердце.
Первый раз после выпускного вечера я увидел ее, когда уже уволился после трехлетней отработки, которая проходила в филиале известного научного института в нашем областном центре. Мне стоило больших трудов распределиться не в столицу, а именно туда.
– Зарываете вы свой талант, батенька, – укоризненно выговаривал мне декан факультета, а по совместительству еще и руководитель моего дипломного проекта. – Другие годами добиваются права обучаться у нас в аспирантуре, вам же все в руки идет. Вот и спортивная кафедра за вас ходатайствует. Говорят, что вы у нас спортивная звезда, и они без вас никак. Но, как говорится, вольному воля.
Я шел мимо утонувшей в зелени детской музыкальной школы, и вдруг из калитки выпорхнула девушка. Волна переливающихся золотистых волос, изящный контур кремового жакета, зеленая юбка, до боли знакомый танцующий шаг, скрипка в руке, и сердце мое ёкнуло и ухнуло вниз.
– Пашенька? – глаза ее вспыхнули радостью.
– Оля? Ольга Николаевна?
Не знаю, почему я назвал ее по имени и отчеству. Похоже, как мне казалось, забытая обида все еще таилась у меня внутри.
Слегка потяжелевшая грудь. Чуть-чуть налившиеся бедра. Все такая же, подчеркнутая узким жакетом, тонкая талия. Еле просматривающаяся припухлость животика. Передо мной стояла уже не девушка, а молоденькая женщина. Оля и в школе казалась мне совершенством. Сейчас же она была еще лучше.
– Олечка? – тут же исправился я, осознав, насколько глупы и неуместны мои обиды. – Рад тебя видеть. Как твои дела?
– Да по-разному, Пашенька, – отмахнулась она, тоже разглядывая меня. – Вот учительницей тут работаю в музыкальной школе, музыку преподаю. Уроки частные даю. Замоталась совсем.
Отвернувшись, тихо добавила:
– Мама у меня умерла. Два года уже прошло.
Не зная, как утешить, в безотчетном порыве я обнял ее. Она растеряно посмотрела на меня, а я, очнувшись и испугавшись, что выдам свои уже давным-давно совершенно неуместные чувства, отстранился. Похоже, неудобно стало и ей. Она отвела глаза, и между нами возникла неловкая пауза.
Я прокашлялся и спросил:
– Как у Женьки дела? Как он?
Ее взгляд испуганной бабочкой вспорхнул вверх, а потом упорхнул в сторону.
– Хорошо Женька живет. Дочка у него растет.
– Как вы ее назвали?
– Он женат не на мне.
– Почему? Что случилось? – лишь когда школьники стали оборачиваются на меня, я понял, что почти кричу.
Она потянула меня за руку.
– Пойдем, я тебе по дороге расскажу, а то у меня частный урок, спешить надо. В школе платят мало, приходится подрабатывать.
Мы шли по школьной аллее. Оля молчала. У меня дрожали пальцы, и я их прятал за спиной.
– Уже осенью писать мне перестал. А после армии не вернулся.
Она шла чуть впереди, плавно, легко и так знакомо, что сердце мое заныло.
– Серега мне потом рассказал, что случилось. Оказывается, он в самоволку с ребятами ушел на ночь. Выпили, на танцы пошли, а там местные девочки, тоже пьяненькие и веселые. Там ее и встретил. Так ей понравился, что она прямо с танцев утащила его на сеновал. Всего один раз, как уверял он Серегу, и было. А через пару месяцев его вызвали к командиру полка. А там она в кабинете ревет. Оказалось, она его дочь. Командир начал кричать, что замордует, раз он дочку его обесчестил. И заявил ему: или много лет в штрафбате за совращение несовершеннолетней, или женись. Деваться ему было некуда. Так и женился.
Мы шли, а паузы между ее фразами становились все длиннее и длиннее.
– А я пряталась от всех, плакала, и не могла понять, почему он больше мне не пишет. Самое плохое уже напридумывала. Накрутила себя так, что жить было тошно. Инвалидом, прикованным к койке его уже представляла. Думала, деды замучили, и он повесился. Такое ведь в армии случается. Чуть сама не поехала его искать. Хорошо, мамка не пустила.
Она шла, смотрела в сторону, и сшибала ногой прорывающиеся сквозь асфальт травинки.