Олигархический транзит

— Слушай, а зачем тебя с Акимовым-то мучили? Ведь он сразу помер!

— Сразу, не сразу… Да и не знаю, честно говоря, помер ли. Недавно ещё в колонии сидел.

— Где сидел! Он в корабельном лазарете помер. Упросил оставить его ухаживать за своей дамой сердца, у неё менингит инфекционный был, от неё и заразился. Он-то помер, а её выходили. Так она, говорят, как узнала, тотчас руки на себя наложила…

— Ладно вам, Борис Исаакович. Больно уж возвышенно, на Шекспира смахивает.

— Точно говорю тебе! Вояки же нас на буксире вели, всё нам рассказывали. В эти дни и случилось.

— Ну, если сами рассказывали, тогда… Тогда, значит, крепко их старпом с поварихой зацепили. Он с нами в Москву летел. Когда их силой разлучали на корабле, всё кричал военным: «Берегите её, она ваша жизнь!»…

— Вот, вот! «Она — ваша жизнь». И ещё: «Как вы не понимаете? Жизнь уходит!» Это когда у него уже воспаление мозга было. Нам дежурный мичман передавал.

— Не было у него никакого воспаления. Говорю, в одном самолёте летели. Я сам, правда, не видел, его отдельно от нас держали, как особо опасного. Мне Юра Бородин порассказал, я его с полгода назад, как вот вас, совсем случайно в Италии встретил. И про то, что старпома к восьми годам строгого режима приговорили, и как Светка на это отреагировала… Юру ведь тоже тогда ожгло, он по уши в неё втюрился. После освобождения каждый её шаг отслеживал. Светку в психушке почти вылечили, готовили уже к выписке, а тут она вдруг узнаёт о приговоре… Затосковала, ослабла. То ли простыла, то ли заразилась чем. В общем, не стало её.

— Что, так Бородин сказал?

— Бородин.

— Вот фантазёр!.. Да. Выходит, так ли, этак ли, а она померла. Жалко девчонку… Ты мне вот что скажи: не случись с нами этой истории — как бы они, по-твоему, все кончили, а? Ну эти: Акимов, Бугаев, Чернец… Я думаю, что так же. Сам говоришь, Бугаев был не жилец. Нашли бы и остальные свою погибель. Без нас с тобой. Известно: свинья грязи всегда найдёт.

— Что вы такое говорите, Борис Исаакович, господь с вами…

— Это так, пословица к случаю пришлась. Я ведь знаю, что вы все думали: Лайнер — дурак, Лайнер что угодно ляпнет, Лайнер всё стерпит… А у меня, между прочим, жена померла, когда нас по морям носило. Сердце не выдержало. Вот что я не могу понять: ну, наложили они нам дерьма, ну, облажались… Так разбирайтесь между собой! Мы-то при чём? При чём тут перевозчики? Разве мы на такую работу нанимались? Вроде бы демократия кругом, почему же нас не спросили? Зачем потом таскать было, мучить, издеваться? При чём тут наши семьи? Мы что, все крепостные у них? Как, за кого надо голосовать, чтобы не валили нам больше всякую дрянь?..

Сикорский опустил глаза и не прерывал сбивчивого монолога: чувствовал, что это от души, что давно копилось.

— Ушедших не вернуть, — пробормотал он, когда Лайнер наконец угомонился. И зачем-то добавил: — Да и некуда возвращать…

— Вот, точно, — подхватил Борис Исаакович. — Упокоились — и ладно: считай, повезло. Другое дело Грибач, который вторым помощником у нас был. Помнишь его? Он теперь спецпредставитель по морским делам, в Лондоне сидит! Быстро люди растут. Ты молодой, вот на кого тебе надо смотреть, а не затылком вперёд идти…

— Кто же на пароходе остался?

— Нет больше парохода! Прошлой зимой сел у берегов Норвегии на скалы и затонул. Говорят, компания разорилась.

— Понятно. Грохнули, получили страховку и разбежались. А другие наши где? После того как мы в столовой рядком ночевали, они мне прямо как родные.

— Да я мало про кого знаю. Слышал, что мастер наш перешёл к немцам на контейнеровоз. «Дед» на пенсию подался. Сипенко тоже с флота ушёл…

— Иван Егорович? Отменный был моряк.

— Уехал к себе в деревню. И боцман, говорят, где-то на берегу устроился…

— Какой всё оригинальный народ! А пропадает ни за что. Кто спивается, кто в бочку лезет… То бишь в трюм. Помнится, вы когда-то хотели найти среди нас заговорщика…

— Не было никаких заговорщиков. Какие заговорщики, если уже сказано тебе, что пираты? Захватили первый попавшийся пароход и рады. Мы же все вместе в плену у них сидели. Будь ты, к примеру, заодно с ними, захотелось бы тебе через всё это пройти? Но я так скажу: мы все заговорщики. Собрались, понимаешь, на одной шестой части суши… Теперь-то меньше, это меня так в школе учили… Собрались, и рот на замке. Никому не рассказываем, как живём. Лично я потому и плаваю — на берегу только подыхать остаётся. А слыхал, — Лайнер пугливо огляделся и перешёл на шёпот, — Колун тоже на повышение пошёл, теперь большая шишка. Недавно по телевизору выступал, требовал ужесточить контроль над перевозками. Говорит, моряки злоупотребляют вольницей, того и гляди родину распродадут. Нужно смотреть за ними в оба. Есть уже договоренность с иностранными спецслужбами. Установят, значит, повсюду скрытые видеокамеры, даже в гальюнах, и объединят в единую систему. Знаешь, как они хотят её назвать?

— Как?

— Global Spring!

Сикорский поперхнулся, отставил кружку.

— Ничего, — задумчиво сказал после паузы, разом постарев ещё на десяток лет. — В первый раз, что ли? Соскочим.