Олимп

– Не совсем, – ответил гигантский краб. – До миссии мы даже не были знакомы, да и летели в разных отделениях. Пока Зевс не… добрался до нас. По большей части я слышал лишь голоса, звучавшие по общей линии. Хотя время от времени я залезал в банки памяти, чтобы взглянуть на их изображения. Из уважения к покойным, полагаю.

– Ага, – согласился Манмут; он и сам частенько так делал.

– Знаешь, что сказал Пруст о разговорах?

Любитель Шекспира удержался от очередного вздоха.

– Ну и что же?

– Он написал: «Когда мы с кем-нибудь беседуем… это уже не мы говорим… мы подгоняем себя под чужой образец, а не под свой собственный, разнящийся от всех прочих»[4].

– Значит, пока мы с тобой беседуем, – Манмут перешёл на персональную частоту, – в действительности я подгоняю себя под шеститонного, безглазого и многоногого краба с помятым панцирем?

Мечтать не вредно, – пророкотал Орфу Ионийский. – «И всеж должно стремленье превышать возможности – не то к чему нам небо?»[5]

9

Пентесилея ворвалась в Илион через час после рассвета. За нею, держась на расстоянии двух лошадиных крупов, нёсся отборный отряд из сестёр по оружию. Невзирая на раннюю пору и стылый ветер, тысячи горожан высыпали на стены и на обочины дороги, ведущей от Скейских ворот ко временному дворцу Приама, посмотреть на царицу амазонок. И все ликовали так, словно та привела на подмогу многотысячную армию, а не дюжину своих подружек. Люди в толпе махали платками, бряцали копьями о кожаные щиты, плакали, кричали «ура» и бросали цветы под копыта коней.

Пентесилея принимала поклонение как должное.

Деифоб, сын Приама, брат Гектора и почившего Париса, известный целому свету в качестве будущего супруга Елены, встречал амазонок у стен Парисова дворца, где в настоящее время пребывал Приам. Видный мужчина крепкого телосложения, в сияющих доспехах и алом плаще, в золотом шлеме с пышным хвостом, он неподвижно стоял, скрестив на груди руки. Потом, салютуя гостье, воздел одну ладонь.

За его спиной строго навытяжку замерли пятнадцать человек из личной царской охраны.

– Добро пожаловать, Пентесилея, дочь Ареса и царица амазонок! – провозгласил Деифоб. – Приветствуем тебя и двенадцать твоих воительниц. От имени всего Илиона примите благодарность и глубокое почтение за то, что явились помочь нам в битве с богами Олимпа. Пройдите в чертоги, омойте прекрасные тела, примите от нас дары и познайте истинную глубину признательности и гостеприимства троянцев. Доблестный Гектор непременно приветствовал бы вас лично; к сожалению, он лишь недавно забылся сном, ибо всю ночь провёл у погребального костра погибшего брата.

Пентесилея легко соскочила с огромного боевого коня (двигалась она, невзирая на тяжесть доспехов и блистающего шлема, с подкупающей грацией) и крепко, по-дружески, обеими руками пожала собрату-воину предплечье.

– Благодарю тебя, отпрыск Приама, стяжавший славу в тысячах поединков. Я и мои спутницы от души соболезнуем вашему горю, страданиям вашего отца и всего народа священной Трои, утратившей Париса, весть о кончине которого долетела до нас два дня назад, и принимаем ваше великодушное приглашение. Но прежде чем ступить на порог дворца, где с недавних пор восседает на престоле Приам, скажу, что вовсе не помышляю сражаться с вами против бессмертных. Мы прибыли, чтобы раз и навсегда завершить эту безумную богоборческую битву.

Деифоб, чьи глаза и в обычное время отличались нездоровой округлостью, буквально выпучился на гостью.

– И как же ты намерена исполнить задуманное, царица Пентесилея?

– Об этом я и собираюсь потолковать, а потом сделать. Веди же меня, благородный друг, нам с твоим отцом нужно кое-что обсудить.

Как объяснил брат Гектора новоприбывшим, царственный Приам переселился в крыло более скромного дворца Париса лишь потому, что восемь месяцев назад, в первый же день войны, боги ли с землёй сровняли его собственный, похоронив под обломками супругу царя и повелительницу города Гекубу.

– Амазонки разделяют с вами и это страшное горе, – промолвила Пентесилея. – Плач о смерти великой царицы достиг даже наших далёких, покрытых зелёными холмами островов.

В главной зале Деифоб замялся и нервно прокашлялся.

– Кстати о далёких островах. Скажи, любимица Ареса, как случилось, что вы пережили ярость богов? Город полон крылатых слухов, будто бы Агамемнон, отплывший в этом месяце на родину, не встретил на греческих островах ни единой души. Даже храбрые защитники Илиона содрогнулись при мысли о том, что олимпийцы истребили всех людей на земле, кроме нас и аргивян, Как же вышло, что ты и твой род уцелели?

– Мы вовсе не уцелели, – бесстрастно проронила гостья. – Боюсь, края амазонок так же пусты, как и земли, которые мы проезжали по дороге сюда. Богиня Афина сохранила только нас, и то ради великого поручения. Мы должны передать нечто очень важное от её имени жителям Трои.

– Умоляю, поведай её слова, – произнёс Деифоб.? Пентесилея покачала головой.

– Послание предназначено для ушей Приама.