Олимп

– Я ужасно хочу поплыть с ними. Просто бешусь, как подумаю, что экспедиция отправится без меня.

«Ах вот почему Андромаха была против», – смекнула красавица. А вслух промолвила:

– Но тебе никак нельзя с ними, доблестный Гектор. Ты нужен городу.

Приамид презрительно фыркнул, допил вино и грянул кубком о строительный камень, ещё не нашедший своего места.

– Илиону ничего не грозит. Мы целый год не видели других людей. Двенадцать месяцев потратили на возведение стен, хотя бы даже таких, а проку-то? Здесь нет иных народов, кроме нас. По крайней мере в этой части Земли.

– Вот и лишняя причина остаться: жители города нуждаются в твоей заботе. – Женщина еле заметно подняла уголки губ. – Им необходима защита от всяческих динозавров и кошмар-птиц, о которых рассказывал наш ардисианский гость.

Гектор поймал ироническую искру в её очах и усмехнулся в ответ. Между ними всегда существовала странная связь: не то заигрывание, не то взаимные подначки, не то что-то глубже и крепче, нежели брачные узы.

– Думаешь, твой будущий супруг не в силах защитить Илион от любой угрозы, о благородная Елена? Красавица вновь улыбнулась.

– Дорогой Гектор, я почитаю твоего брата Деифоба выше всех великих мужей, но ещё не дала согласия на его предложение руки и сердца.

– Приам желал бы этого, – произнёс мужчина. – Парис был бы счастлив услышать о вашем браке.

«Услышав о нашем браке, покойник бы громко пукнул», – подумала дочь Зевса и сказала:

– О да, твой брат Парис был бы рад узнать, что я вышла за Деифоба… или любого другого из многочисленных благородных сынов Приама, – присовокупила она с усмешкой и втайне насладилась замешательством Гектора.

– Ты можешь хранить секреты? – почти прошептал он, склонившись к уху собеседницы.

– Ну конечно, – ответила та одними губами, мысленно прибавив: «Если это в моих интересах». .– Я отплываю вместе с экспедицией и Фразимедом, – тихо сказал Приамид. – Как знать, вернётся ли кто-нибудь из нас к родным берегам? Мне тебя будет не хватать, Елена.

Тут он застенчиво коснулся её плеча.

Троянская красавица накрыла его грубую ладонь своей – лёгкой и гладкой, словно шёлк, и глубоко заглянула мужчине в глаза.

– Если ты отправишься в это странствие, благородный Гектор, я буду скучать почти так же сильно, как и твоя прелестная Андромаха.

«Но всё-таки чуть меньше, – усмехнулась она про себя. – Ведь я-то украдкой проберусь на корабль, даже ценой последнего алмаза или жемчужины из моего немалого приданого».

По-прежнему не разнимая рук, собеседники подошли к белокаменным перилам длинного дворцового портика. Внизу бушевала радостная толпа.

Прямо на середину площади, где много столетий красовался старинный фонтан, захмелевшие орды троянцев и греков, перемешавшись, точно родные братья и сестры, втащили большого деревянного коня. Огромная статуя не пролезла бы даже в главные городские ворота, если бы те ещё стояли. Однако на месте бывших Скейских ворот у старого дуба зодчие возвели новые створки – пошире, пониже, без верхней перекладины, которые запросто распахнулись и пропустили истукана.

Некий остряк увидел в нём символ великого Падения Илиона, и вот сегодня, в годовщину того самого Падения, статую решили спалить. Толпа была вне себя от радости.

Приамид и красавица молча, едва касаясь ладоней друг друга (впрочем, не без особого смысла для обоих), наблюдали, как пьяные принялись тыкать факелами в коня, построенного в основном из высушенных брёвен, прибитых к берегу, как тот моментально вспыхнул, и зеваки шарахнулись прочь, как прибежали стражи порядка со щитами и копьями. Благородные мужи и дамы недовольно шушукались на балконах и длинных террасах дворца. Елена и Гектор громко смеялись.

93

Семь лет и пять месяцев после Падения Илиона

Мойра квант-телепортировалась на просторный луг. Стоял погожий летний день. Под сенью близлежащего леса порхали бабочки, над клевером гудели трудолюбивые пчёлы.

Чёрный воин Пояса почтительно приблизился к ней, вежливо обратился и проводил вверх по склону холма к небольшому открытому павильону, вернее даже, пёстрому навесу на четырёх столбах, полоскавшемуся под ласковыми порывами южного бриза. В тени стояли длинные столы, склонившись над которыми, двенадцать людей и моравеков изучали или же очищали от земли разложенные на столешницах обломки и артефакты.

Самый маленький из моравеков обернулся, увидел вошедшую, спрыгнул со своего личного стула с длинными ножками и подошёл поздороваться.

– Мойра, какая честь, – произнёс Манмут. – Сюда, прошу тебя, укроемся от лучей полуденного солнца и выпьем чего-нибудь холодного.

И оба прошли в тень.

– Сержант сказал, что ты меня ждёшь, – сказала она.

– Вот уже два года, – ответил маленький моравек. – С той нашей беседы.

Он отошёл к буфетному столику и принёс бокал холодного лимонада. Остальные моравеки, как и люди, вопросительно покосились на вошедшую, но Манмут не стал её представлять. Ещё не время.