Олимпиец

«Держу пари, результат субботнего бега даже вас застал врасплох», — сказал я этому жилистому, загорелому человеку — бывшему моряку торгового флота.

«Вздор! — крикнул он. — Удивило меня одно — что Гэтц отстал всего на два шага. Я думал, Айк выиграет у него секунд пять».

Перепрыгнув через упавшее дерево, Лоу пробурчал: «Какая разница, насколько я его обогнал, главное — пришёл первым».

Самая большая надежда Британии в беге на милю со времён Баннистера считает, что успехом обязан Сэму Ди. «Сэм поразителен, — восхищается Лоу. — Он следит за всем: за твоим бегом, твоей тренировкой, даже за твоей диетой. До встречи с ним я был обычный бегун на четверть мили. Но Сэм только взглянул на меня и сказал: «Ты будешь бегать милю». С ума сойти.

— Ты взял барьер в четыре минуты, но тебе ещё придётся взять болевой барьер. Пока не испытаешь боли и не научишься пользоваться ею, бороться с ней и побеждать её, ты никогда не станешь чемпионом. Нурми, Затопек, Куц — все они научились терпеть боль и преодолевать её. Боль и время. Это твои противники, и они неразделимы, потому что, побеждая боль, ты побеждаешь время и наоборот. Мало того, им присуще нечто общее — победа над ними не может быть полной. По сути, нельзя добиться окончательной победы, потому что тело стареет и умирает; оно может лишь стремиться к такой победе в молодости. Вся шумиха вокруг тебя — телевидение, трёп газетчиков — пустая трескотня. От этой братии никуда не деться. Они помогают мне работать, хотя всегда неверно представляют и мою работу, и мои слова. Мне они нужны как рупор в борьбе с бюрократами, с врагами подлинного прогресса. Но добра они не приносят. Они будут льстить, разлагать тебя, пока ты силён, и стоит тебе чуть сбавить обороты, они тут же тебя закопают. Для них ты всегда заменим, ведь и ты пришёл на смену тому, кого они раньше возносили. После той победы я вижу в тебе признаки самодовольства, ты готов расслабиться. Помни, ты ещё даже не начал раскрывать свои возможности. Я ведь говорил тебе, что до конца сезона ты будешь бегать милю за четыре минуты. Ты хорошо работал, и ты этого добился. Теперь я говорю, что ты способен добиться большего, если будешь беззаветно трудиться.

Что это за штука — боль? Я вроде и понимал, что он имеет в виду, но всё же не понимал. Зачем вообще бегать, если тебя ждёт боль? Спорт для меня — это радость, а если радости нет, так и чёрт с ним. С другой стороны, я понимал: Сэм прав, с таким отношением к делу ничего не добьешься, другие вон как серьёзно относятся к спорту, посвящают ему жизнь. Либо выкладывайся до последнего, либо бросай спорт.

Да и не сказать, что радости совсем не было, что здесь только и есть что упорный труд. Тренировки, конечно, тяжёлые, да и отказываться приходится от многого, зато соревнования приносят истинную радость — когда всё идёт гладко; такое охватывает возбуждение, что всё остальное кажется мёртвым. Когда приходит время решающего рывка, и сила так и клокочет в тебе, как в большом, мощном моторе, и ты чувствуешь — тебя не удержать, ты перегонишь всех. Это чувство приятнее самой победы, ведь предвкушение чего–то всегда будоражит, хотя победа тоже прекрасна: рвёшь ленточку, она легко касается груди, и даже если сильно устал, первым делом чувствуешь внутри слабый трепет — я своего добился.

И в другом смысле я понимал Сэма — ясно, что если хочешь что–то получить, за так оно к тебе не придёт; можно что–то унаследовать, но не бег, а в лёгкой атлетике есть, чего добиваться: ставить рекорды, выступать за сборную страны, ездить за рубеж и, может, однажды, дай бог, получить олимпийскую медаль. Рекорды что — сегодня он твой, завтра чей–то ещё, а олимпийская золотая медаль останется твоей навсегда.

И ещё одно: что бы ни говорил Сэм, хотя, возможно, он и прав, популярность всё же приятна, по крайней мере вначале, — вдруг с тобой захотели сойтись поближе соседи, некоторые — вот смех — прямо переменились, на тебя смотрят в кафе, метро и других местах, и вся это шумиха в газетах… Естественно, в восемнадцать лет к этому не останешься равнодушным.

Домашние были в восторге; даже мой старик признался, что раз так хвалят, значит, есть за что, да и на работу я устроился благодаря бегу.

Стен Линг был в Уайт — Сити, когда я вышел из четырёх минут. Он был просто потрясён. Через неделю он устроил вечеринку в честь Сэма и меня, чтобы отпраздновать это событие, но мы с Сэмом ничего не пили. Его жена снова вертелась вокруг меня, говорила, как всё было прекрасно, что она тоже там была и всё видела, но я заметил, что Стен поглядывал на меня, как и в прошлый раз, поэтому я не пытался с ней болтать, хотя она вроде того хотела.