Олимпиец

Вскоре Брейди, глубоко вздохнув, сказал: «А сейчас надо тебя познакомить с руководством». Он отвёл меня в угол комнаты, где за столом сидели четверо или пятеро лысых мужчин, все в блейзерах, они беседовали с такими серьёзными лицами, будто кроме них в комнате никого не было. Брейди, стоя над ними, сказал: «Джентльмены, это наш новый бегун на 1500 метров». Один из них посмотрел на меня, как на котёнка, причёсанного кошкой, и спросил: «Лоу?» Я подтвердил: «Да, сэр», думая, надо ли мне с ним поздороваться. Но он сам вежливо протянул мне руку, правда не вставая, — никто из них не встал — пожелал: «Что ж, удачи вам, молодой человек». Остальные тоже пожелали удачи. А потом Брейди мне всех по очереди представил. Оказывается, первым со мной говорил вице–президент Арнольд. Рядом с ним сидел похожий на гончую, с длинным и очень грустным лицом, председатель Рон Вейн — его я раньше видел по телевизору. Там был ещё начальник команды Моллой и помощник председателя Аткинсон. Когда мы уже отходили, Рон Вейн сказал: «Не забудьте, молодой человек, что вы будете бежать за свою страну». Потом они вернулись к своему разговору, будто нас тут уже не было.

«Вот тебе и руководство», — сказал Брейди, и я быстро взглянул на него; что такое он имел в виду, но его лицо ничего не выражало. Лично мне их стол показался маленьким частным островком, где живут и куда никого не желают допускать. По их виду, по голосам можно было подумать, что они на что–то жалуются, но когда я очутился среди спортсменов, оказалось, что жалуются они…

В гостинице меня поселили с Томми, и мы часто говорили о том, что нам предстоит: о толпах зрителей, о стадионе, о том, как Сэм велел нам бежать; но я очень нервничал, что Сэма там не будет, — так внезапно лишаешься отца. Я почти не спал, всё вспоминал его указания; он их мне записал, и я уже всё выучил наизусть.

Трудность была не только в том, что я первый раз еду за рубеж, я ведь первый раз в жизни побегу 1500 метров, что, ясное дело, короче мили. Мы немного потренировались на дорожке в Паддингтоне, Сэм сократил дистанцию, и вместе со мной бежал Денни Спенс, но это была всего лишь прикидка, и я, если честно, слегка побаивался.

Вечером к нам с Томом пришли — подписать петицию насчёт суточных, чтобы нам давали по два фунта в день. Я был так рад поездке, что готов был сам платить по два фунта в день; вообще я впервые участвовал в международном соревновании и боялся: поставлю свою подпись — и больше никогда не включат в команду. Я спросил: «А обязательно подписывать? Я толком не знаю, о чём речь», но парень, что принёс бумагу, Хэри Прайс, бегун на четверть мили, сказал: «Либо подписываются все, либо вообще нет смысла её подавать». А Том добавил: «Чего тебе волноваться? Если подпишут все, они никого не тронут».

Тогда Хэри Прайс сказал: «Ты хоть примерно представляешь, сколько Рон Вейн зашибает на лёгкой атлетике? Как ему платят на радио, телевидении, за статьи в печати? Минимум две с половиной тысячи в год. Плюс поездки, положенные ему по штату. Плюс все блага, связанные с его должностью». Короче, я подписал, деваться было некуда. А на следующее утро, когда мы с Томом завтракали, Рон Вейн прошёл мимо нашего стола и бросил на меня многозначительный взгляд, выражавший: «Вы меня удивили», а потом он так сказал, встретившись со мной один на один чуть позже, и добавил: «Приобретать дурные привычки ни к чему; в команде есть несколько заводил, им бы только побаламутить. Между прочим, мы для них сделали немало. Вложили немало труда. Как брать — это пожалуйста, а взамен? Зачем вам себе вредить, ведь вас взяли в первый раз! Они вас уговорили, да? Но не худо выслушать и другую сторону. Вы знаете, сколько мы теряем каждый год? Знаете, во что обходится послать команду за рубеж? С каким трудом добываются деньги, чтобы послать вас на олимпийские игры? В коммунистических странах такие поездки оплачивает государство. Вклад нашего правительства — капля в море. Посмотрите на меня и других администраторов. Никто нам не платит. Все работают в поте лица. Я не шучу — это именно так. Знали бы вы, сколько своего времени я трачу. Мне это мешает и в деловой жизни и в семейной. Сколько раз жена просила меня всё бросить. Три раза я подавал в отставку и всякий раз получал отказ. Знаете почему? Просто они никого подходящего не найдут на такое место. Я не жду благодарности. Но на понимание рассчитываю. Не позволяйте сбивать себя с толку. Вы хороший бегун, я видел вас, вас ждёт очень хорошее будущее. Сосредоточьтесь на беге, остальное оставьте нам».

Можете себе представить мои чувства. Том видел нас вместе и спросил: «Сделал тебе вливание? Со мной тоже был такой разговор, когда я пришёл в команду. Намекнул, что меня больше не возьмут, если не буду как шёлковый. Не верь ему. Если время будет хорошее, если будешь выигрывать, никуда они не денутся, он не осмелится, а Джек будет за тебя стоять горой».