Олимпиец

Да я говорил о себе, как сейчас пишу в некотором роде обо всех нас. Ведь все мы, пожалуй, мыслим одинаково, и все остальные, владей они словом, сказали бы примерно то же самое. Но они выражают себя иначе, физически: бегают, прыгают, метают снаряды, часто это выглядит очень красиво… Но я спрашиваю себя: почему я продолжаю бегать? Бронзовую медаль я уже получил, а большого мне не достичь. Рассчитывать на две олимпиады спринтеру не приходится. Тогда почему же? Известность? Аплодисменты? Это как наркотик…

А если наступит горькое похмелье? Терзать и терзать своё тело, когда его возможности уже исчерпаны? Приспосабливаться к этим ноющим, завистливым, мелкобуржуазным чиновникам? И напыщенным пророкам — тренерам, считающим, что им известна великая тайна? И к другим спортсменам, с их пустыми перебранкам, узостью мыслей и бесконечными рассуждениями о минутах, секундах и растянутых мышцах? Господи, вот цена, которую ты платишь! Во имя чего?

Новый милевик, Лоу, мне кажется классическим воплощением легкоатлета. Это идеал, квинтэссенция легкоатлета, его назначение в этой жизни — бегать. У него совершенное тело. Прекрасное, естественное чувство ритма. Он не задаёт себе вопросов — слишком молод для этого, так молод, что ему ничего не нужно, кроме бега. Думает за него Сэм Ди. Даёт ему ощущение цели. Бег — его религия. Стыд и позор, что такие люди не могут бегать всю жизнь. Ведь они счастливы, никому не причиняют вреда, доставляют удовольствие людям, которые болеют за них, поддерживают их. Ещё одна золотая медаль и слава для Великобритании! О боже! Человек — не насекомое, а жаль. Он переживает пик собственной жизни, а это грустно. Людям бы, как бабочкам, — быть красивыми, летать свой короткий срок, потом умирать — сразу, без сползания вниз. Бегун должен жить, пока не откажут ноги, певец — пока голос его крепок, кинозвезда — пока не потеряет свою красоту…

Зря я стал его дразнить. Он ни слова не понял. Но я не терплю слепую невинность, во мне сразу просыпается змей.

Мне пора уходить. Если смогу, уйду в этом же сезоне.

Всё было для меня внове: эта огромная толпа, её гул и никого, кто болеет за тебя, как в родном Уайт — Сити, где, кстати, зрителей было в четыре раза меньше. Чужая толпа, чужая речь… Толкутся возле дорожек, смотрят за другими соревнованиями… Всё это мне действовало на нервы… И чем ближе к моему забегу, тем больше. Даже в первый раз в Уайт — Сити я не чувствовал себя так плохо.

И не было Сэма, никого, кто понял бы моё состояние, вселили бы в меня уверенность. Многие желали мне удачи: Том, Питер, Алан, Джейн. Джек Брейди снова повторил свой план, и мне стало ещё хуже. Рон Вейн подошёл и сказал: «Желаю удачи, и не забудьте, что вы бежите за свою страну», будто об этом можно забыть; в общем, мне стало страшно одиноко, я был выбит из колеи; толпа пела, забеги шли один за другим, из громкоговорителей раздавались команды по–немецки — всё происходило будто бы во сне.

В раздевалке мне сделали массаж, я надеялся, что это поможет, отчасти так и вышло; но вся обстановка, снующий взад–вперёд Джек Брейди, который командовал, как старший сержант, — это ничуть не расслабляло, я был ещё более напряжён, чем на воздухе.

Наконец пришёл наш черёд, старт на 1500 метров, а меня всего трясёт, будто в жизни не бегал. Может, начнётся забег и всё станет на свои места?

Я словно утратил координацию, ноги и руки мне не подчинялись. Наверное, мне так хотелось бежать, что я начал с фальстарта, услышал двойной хлопок пистолета и понял — это из–за меня, вернулся на место под шум толпы. Стартёр что–то сказал мне по–немецки — да хоть по–арабски, в голове у меня всё гудело…

Я бежал по третьей дорожке, Питер — по первой. Другого фальстарта уже не было, но бежал я ужасно. Мало того, верзила на второй дорожке при повороте зацепил меня шиповкой, не больно, но я разъярился, а ему того и надо было. До конца круга я думал только об одном: догнать его, догнать. Я его тоже толкнул, на следующем повороте, и публика меня так освистала, что в ушах зазвенело.

К концу первого круга я даже не знал, по какому плану бегу — Сэма или Брейди; с отчаянием я пытался не отставать от немцев, они бежали очень быстро, такой прыти я не ожидал. На середине третьего круга я сдал. Охватило ужасное ощущение, хотелось остановиться и послать всё к чёрту — толпу, Брейди, бег, вообще всё. Хотелось сойти с дорожки и сунуть два пальца в рот — вот вам, всем сразу. Я едва так и не сделал. Но, увидев три спины — Питера и обоих немцев, — я заставил себя, как на тренировках, преодолеть болевой барьер, хотя тут была не только боль, просто не хотелось бежать, хотелось кончить всё разом.

Посмотрите на Лоу.

Он спал с Джейн Кобхэм.

Что, вчера?

Может, её ему специально подсунули?

Бежал первый круг слишком быстро.

Просто ещё нет опыта.

Если бы только там, у колокола, стоял Сэм! Или бежал бы рядом с дорожкой, говоря мне, что делать…

Как все ученики Сэма Ди, если босса нет рядом, бежать не могут… Это не спортсмены, а марионетки.