Олимпия Клевская

— Дивно, вот-вот, самое точное слово! А поскольку я великодушна и мое главное желание — прибрать к рукам Баньера, то, если мы преуспеем, я его забираю, ни в малой степени не посягая на твои сто луидоров.

— Гм! Как же быть? — пробормотала Агата.

— Проклятье! Это уж меня не касается. Выбери вечер, когда Олимпия будет играть или когда ей придется задержаться в театре на собрании труппы; найди, изобрети, создай препятствие для ее возвращения, а в это время я проскользну в ее спальню, улягусь в ее кровать и усну так крепко, что никакая сила меня не разбудит.

— Но если она войдет и застанет вас рядом с Баньером?

— Что ж, нам ведь это и нужно: огласка, скандал.

— Как так?

— Это же еще хуже, чем если бы Баньер сам ко мне пришел, ведь этот бедняга будет застигнут в собственном доме, под кровом Олимпии, в супружеской спальне. Мы их поссорим так, что уж им не помириться ни в этом мире, ни в том. Ну, о чем ты там еще раздумываешь?

— Ах! Мне думается, мадемуазель, это очень уж сложно — то, что вы мне сейчас предлагаете.

— Как знаешь, моя душечка! — вновь пожала плечами Каталонка. — Раз ты отказываешься потрудиться ради себя самой, я возьмусь за дело собственными силами. Пока мы об этом болтали, у меня разыгрался аппетит.

— И вы…

— И я собираюсь пустить в ход зубы…

— Ах, Бог мой! — внезапно вскричала парикмахерша.

— Ну же? Что еще?

— О! Какая мысль!

— Ты, часом, не спятила?

— Мадемуазель, есть прекрасная мысль.

— Говори же, только поживей.

— Да, выход найден, мадемуазель, считайте, что все улажено.

— И мне достанется Баньер?

— Гм… это нет.

— Так что же я тогда получу? Предупреждаю: я непременно намерена что-нибудь да получить.

— Вы получите десять тысяч ливров.

— Ты бредишь.

— Отнюдь нет, отнюдь.

— Так что ты собираешься делаешь?

— Я все поменяю местами.

— Ну, тут уж я совсем ничего не понимаю.

— У вас ведь нет резко выраженного отвращения к нашему бедному аббату д’Уараку, мадемуазель?

— У меня, к аббату?

— Ну да, к нему. Он же, как бы там ни было, довольно мил.

— А если допустить, что я питала бы к нему склонность, что бы это нам дало?

— О, это вы сейчас сами, сами увидите.

— Да я если чего и желаю, так только увидеть это. Но ты же мне ничего не показываешь!

— Есть иной путь вместо того, чтобы помочь вам пробраться к Олимпии, что было бы для нас сопряжено с тысячей препятствий, да и не дало бы ничего или почти ничего.

— Как это почти ничего?

— Да очень просто. Даже если предположить, что все получится, как вы хотите, то есть Баньер не заметит подмены и Олимпия вас застанет вдвоем, — короче, все пройдет наилучшим образом, где гарантия, что Олимпия не простит Баньера? Кто поручится, что объяснение случившегося не обернется так, что мы окажемся посрамлены? И наконец, разве невозможно также, что Олимпия, хоть и поверит в виновность Баньера, после его измены останется такой же несговорчивой, как была до сих пор?

— Так ты, что же, полагаешь, она добродетельна?

— Увы!

— В сущности, — призналась Каталонка, — все это и впрямь возможно; однако я ничего не теряю.

— Так-то оно так, да ведь и я ничего не приобретаю. Нет, нет и нет! Я придумала кое-что получше: раздобыть для вас десять тысяч ливров без всякого ущерба для Баньера.

— Ах, девочка моя, то, что ты предлагаешь, — это же золотое дельце!

— Мой план таков…

— Слушаю тебя.

— Аббат, давая мне то поручение, о котором вы знаете, в случае успеха предоставил мне полную свободу действий. Иначе говоря, он мне предложил нанять хороший меблированный дом, чтобы ему принимать там Олимпию, которая в первые дни этого нового союза, быть может, сохранит по отношению к своей прежней связи достаточно деликатных чувств, чтобы попросту не вышвырнуть Баньера единым махом за дверь. К тому же аббату приходится соблюдать известную осторожность, он ведь и сам женат на госпоже Церкви.

— О, со времен Регентства наши аббаты так привыкли пренебрегать этим браком ради вольной холостяцкой жизни…

— Неважно: я знаю, что говорю, и путь к цели мне ясен.

— Так вперед же!

— А на чем я остановилась?

— Ты как раз добралась до меблированного дома.

— Ах, да! Так вот: вместо того чтобы сообщить аббату об отказе Олимпии, я принесу ему весть о ее согласии.

— Берегись!

— Не перебивайте меня.

— Но как же быть с пресловутой добродетелью Олимпии?

— Скажем так: оно мне на руку; именно эта добродетель поможет мне сплести сеть. Я обставлю наше предприятие всеми видами препятствий, пальбой и заграждениями, как бывает при осаде хорошо укрепленных крепостей. Если надо, я потрачу добрую неделю на то, чтобы вытянуть для аббата ее "да": на каждую букву этого слова у меня уйдут дня три-четыре.

— В добрый час!

— Наконец, когда дом будет нанят и все приготовлено, я объявлю, что красавица согласна только на тайную встречу и объяснение.

— До сих пор все выглядит недурно. Однако как ты собираешься выкрутиться в последний момент?

— Очень просто! В последний момент появитесь вы.

— Я?

— Разве вы не сказали, что не питаете отвращения к аббату?

— Я не питаю отвращения ни к кому, я же не какая-нибудь кривляка вроде Олимпии.

— Что ж! В час свидания там будете находиться вы.