Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго

Диалог театральный, но к чести Франсуа-Виктора, по натуре своей человека ленивого, следует сказать, что он мужественно принялся за этот гигантский труд: «Нужно было перевести тридцать шесть драм, сто двадцать тысяч стихотворных строк». Труд этот мог быть осуществлен лишь благодаря гернсийской скуке, а также при помощи одной молодой девушки, мисс Эмили Патрон. Гюго следил за работой сына в меру своих познаний в английском языке, – а они были невелики. Но эта работа привела его к размышлениям о гениях, о роли поэта, об искусстве. Говоря о Шекспире, он получил возможность сказать и о самом себе. Вдохновение придало его труду необычайную яркость; предисловие превратилось в целую книгу. Был ли это очерк о Шекспире? Лишь в небольшой степени. Подлинный сюжет очерка – рассуждение о гении, вернее, о гениях. В рамки разговора о Шекспире он включает Гомера, Иова, Эсхила, Исайю, Иезекииля, Лукреция, Ювенала, Тацита, Иоанна Богослова, Данте, Рабле, Сервантеса. Тут только один француз и два грека. Бельгийский издатель Лакруа, маленький человечек с рыжими бакенбардами, был недоволен, что среди гениев нет представителя Германии. Он советовал добавить Гёте. «Гёте – всего лишь талант, – возражал Гюго. – Гёте – ограниченный писатель. Гении беспредельны. Масштаб бесконечности, заключенный в них, определяет их величие… Они вмещают в себя неведомое. Еврипид, Платон, Вергилий, Лафонтен, Вольтер не допускали ни преувеличений, ни ужасов, ни чудовищного. Чего же им недостает? Именно этого».

Вот ответ тем, кто упрекал Гюго именно за это. Вся книга представляет собою защитительную речь pro domo[191]. Гений никогда не должен подвергаться критике. Даже его недостатки являются его достоинствами. Гения нельзя превзойти. «Искусство, будучи искусством, не устремляется ни вперед ни назад… Пирамиды и „Илиада“ остаются на первом плане. Уровень шедевров для всех одинаков – это некий абсолют… Отсюда возникает убежденность поэтов. Они возлагают надежды на будущее с возвышенной уверенностью» и, всматриваясь в прошлое, с родственным чувством подыскивают себе равных. Гюго считает себя равным наиболее великим поэтам. Современники посмеивались над этой заносчивостью, мы находим ее в целом обоснованной. «Суждение французского поэта о поэте Англии» – так говорилось в проспекте книги, написанном самим автором.

Великие люди, составляющие таинственную группу гениев, обладают тремя качествами: наблюдательностью, воображением, интуицией. Они находятся в прямой связи не только с человечеством и природой, но и со сверхъестественными силами. «В творчестве Шекспира возвышается высокий мыс сновидения. Точно так же и у других великих поэтов…» «Promontorium somnii»[192]. Таково название одной главы, написанной для «Вильяма Шекспира», которая долгое время не публиковалась, хотя она – один из ключей к пониманию Гюго. «Всякий мечтатель таит в себе этот воображаемый мир… Равновесие духа, временно или частично нарушенное, не есть явление исключительное ни у отдельных личностей, ни у целых народов». Promontorium somnii, как по мысли, так и по стилю – главный предмет рассуждений. Но, по вполне понятным соображениям, Гюго не хотел печатать эту похвалу безумию.

После того как очерк «Вильям Шекспир» был продан Лакруа и был подписан договор, последний признался, что к тому же самому юбилею он заказал книгу о Шекспире Ламартину. «Надеюсь, – писал он, – это обстоятельство вас не смутит». Вот яростный ответ Гюго: «Меня это больше не смущает, меня это оскорбляет. Оскорбление нанесено моему прославленному другу Ламартину, оскорбление и мне. Вам вздумалось устроить скачки с препятствиями, поставить нас с Ламартином в положение лицеистов, состязающихся на конкурсе в сочинении на заданную тему. Вы мне сообщаете: „Успех, которым, я надеюсь, будет пользоваться ваша книга, повлечет за собой и распродажу книги Ламартина“. Сомневаюсь, что я смогу тащить за собою на буксире такого великого поэта, как Ламартин, сомневаюсь также, что Ламартину будет приятно, если кто-то станет тащить его за собой на буксире…»

Другой эпизод, связанный с трехсотлетием Шекспира. Французские писатели создали Шекспировский комитет. Виктор Гюго был избран председателем, и, так как он не мог присутствовать на торжественном банкете, Комитет решил, что его кресло останется свободным. Так отметит Париж во время банкета отсутствие прославленного изгнанника. После банкета празднество предполагалось перенести из «Гранд-отеля» в театр Порт-Сен-Мартен, где будет поставлен «Гамлет» Поля Мериса. Жорж Санд написала послание, которое должно было быть прочитано на банкете, послание «короткое и банальное, примиряющее Шекспира и Вольтера». Тем не менее было очевидно, что правительство, боясь скандала, запретит банкет. Но само это запрещение, говорил Мерис Огюсту Вакери, послужит превосходной рекламой для книги.