Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго

Он, конечно, сознавал слабость своей позиции, ибо в июле 1848 года пожелал воспользоваться другим способом воздействия на общественное мнение, основав газету «Эвенман». Он хотел превратить эту газету также в «орган мысли». В передовой статье первого номера подчеркивалось решающее значение социальных идей, но вместе с тем умалялась роль реальных фактов. Это означало забвение того, что факты и для мыслителей — упрямая вещь. В каждом номере эпиграфом служили слова: «Страстная ненависть к анархии, нежная и глубокая любовь к народу». Новому органу печати большую практическую помощь оказал Жирарден, не питавший никакой вражды к своему новому собрату. Банкир Шарль Малер и в особенности ювелир Фроман Мерис предоставили основателям деньги. Виктор Гюго в особом письме пожелал газете успеха. Но отказывался писать статьи для нее, даже оказывать влияние на то, что в газете писалось. Но никто этому не верил. В редакцию входили члены его семьи и его друзья: сыновья Гюго — Шарль и Франсуа-Виктор; Шарль — тучный, «натура необычайно мягкая», Франсуа-Виктор — денди, любивший покутить; ученики поэта — Поль Мерис и Огюст Вакери. Вакери только что поставил в театре «Одеон» драму в стихах «Трагальдабас», «ужасную пьесу в юмористической манере Гюго», — говорил Бальзак. Пьеса была освистана. Бальзак писал госпоже Ганской: «Я не видел ничего более смешного в жизни, нежели обращение Фредерика Леметра к публике после шумного представления. „Милостивые государыни и милостивые государи (самым изысканным образом), пьеса, которую мы имели честь представить вам, написана гражданином Огюстом Вакери“. Столь же смешным было возмущение Гюго — он гневался на приятелей автора, которые нападали на свистунов и называли их ослами…» Бальзак напомнил ему о битве за «Эрнани».

В «Эвенман» были опубликованы воспоминания госпожи Гюго, две сказки ее дочери. Сент-Бев под статьей о Шарле Нодье, которую написала «его Адель», статьей, впрочем, довольно мило написанной, сохранившейся в его архиве, сделал мелким почерком помету: «Отчеркнутые мною места написаны не ею». И действительно, эти отрывки написаны в манере Гюго. Отделы мод и светской хроники были поручены Леони д’Онэ, которая подписывалась: Тереза де Бларю; в ее «Светских письмах» сообщалось о том, как нужно обставлять квартиру, как выращивать цветы, как одевать детей; порою и здесь некоторые фразы были отмечены когтем льва. Читатели, пожалуй, не удивились бы, если бы отзывы о пьесах писала Жюльетта Друэ. Но все же театральный отдел был поручен Огюсту Вакери, и тот вел его не без блеска. Сотрудничать в газете был приглашен Бальзак.

Бальзак — Ганской, 11 июля 1848 года:

«По поручению Гюго ко мне обратились два благородных молодых человека, которые основали газету. Ну, теперь у нас везде будет Гюго: курс в политике — Гюго, партия — Гюго и т. д. Я должен буду написать четыре листа рассказов, продолжающих цикл „Человеческой комедии“, за 400 франков вместо 2800. Вся февральская революция в этом…»

Суждение поспешное.

Читатели «Эвенман» были убеждены, что передовые статьи пишет сам Виктор Гюго, хотя он и отрицал свое участие в них. В самом деле, стиль похож, но это еще ничего не доказывает. Его манера письма была заразительна, а так как Вакери и Шарль Гюго работали близ учителя целый день, они невольно подражали ему. Но несомненно, что «ориентация журнала» была определена Гюго; в тот момент — враждебная позиция по отношению к Кавеньяку; в основном же программа была проникнута стремлением примирить порядок и справедливость, интересы имущих и жалость к неимущим, кошелек и сердце.

2. Иллюзии и разрыв

Принадлежать к этому большинству? Пренебречь совестью и подчиниться приказу? Нет! Ни за что!

Виктор Гюго

На дополнительных выборах в июне 1848 года одновременно с Виктором Гюго депутатом Учредительного собрания стал принц Луи-Наполеон Бонапарт. В жилах этого сына Гортензии Богарнэ и (быть может) одного голландского адмирала не было ни одной капли крови Бонапарта, но у него было магическое имя, и толпы на бульварах распевали: «По-ле-он! По-ле-он! У нас будет он!» Эту странную кандидатуру на пост президента новой республики выставила небольшая группа преданных ему людей. В Собрании над ним сперва смеялись. В тех редких случаях, когда он появлялся на трибуне, его заспанный вид, немецкий акцент, бессвязная речь расхолаживали аудиторию. «Кретин», пискливым голосом отзывался о нем маленький Тьер. Но Тьер полагал, что «кретина» легко будет повести за собой, и из ненависти к республиканцу Кавеньяку представители правой отдали предпочтение этому фальшивому Бонапарту с тупым взглядом.