Оливер Твист

Сначала онъ только переворачивалъ листы, не обращая вниманіе на та, что тамъ написано, пока ему не бросилось въ глаза одно заглавіе. Это было описаніе жизни и процессовъ великихъ преступниковъ; страницы здѣсь были истрепаны и на нихъ виднѣлись слѣды грязныхъ пальцевъ. Мальчикъ читалъ объ ужасныхъ преступленіяхъ и кровь застывала у него въ жилахъ; объ убійствахъ, сотворенныхъ въ уединенныхъ жилищахъ, о трупахъ, скрытыхъ отъ человѣческаго взора въ ямахъ и колодцахъ, которые, не смотря, на то, что были глубоко скрыты, все же въ концѣ концовъ, хотя и по прошествіи многихъ лѣтъ, всплывали наружу, приводя въ ужасъ своихъ убійцъ, которые при видѣ ихъ сознавались во всемъ и, какъ милости просили смертной казни, чтобы избавиться отъ угрызеній совѣсти. Онъ читалъ о людяхъ, которые лежа въ постели, задумывали во мракѣ ночи такія преступленія, что при одной мысли о нихъ морозъ пробѣгалъ по тѣлу и начинали дрожать руки и ноги. Все это описано было такъ ясно и живо, что казалось, будто пожелтѣвшіе отъ времени страницы покрываются густыми свертками запекшейся крови, а слова отдаются въ ушахъ глухимъ ропотомъ призраковъ загубленныхъ людей.

Мальчикомъ овладѣлъ невыразимый ужасъ. Онъ закрылъ книгу и отбросилъ ее отъ себя. Упавъ на колѣни, онъ обратился съ молитвой къ Богу и просилъ добавить его отъ этихъ дѣлъ, просилъ лучше ниспослать ему смерть, но не допускать его до совершенія этихъ вопіющихъ къ небу преступленій. Мало по малу онъ успокоился и тихимъ, дрожащимъ отъ волненія голосомъ сталъ молиться объ избавленіи его также отъ предстоящихъ ему опасностей; сжалиться надъ бѣднымъ заброшеннымъ ребенкомъ, у котораго нѣтъ ни родныхъ, ни друзей, и помочь ему, одинокому и беззащитному, окруженному со всѣхъ сторонъ порокомъ и преступленіемъ.

Онъ кончилъ молитву, но все еще продолжалъ стоять на колѣняхъ, закрывъ лицо руками. Вдругъ онъ услышалъ какой то шорохъ.

— Кто это? — крикнулъ онъ съ испугомъ, замѣтивъ у дверей человѣческую фигуру. — Кто это?

— Я… Это я, — отвѣчалъ дрожащій голосъ.

Оливеръ поднялъ свѣчу надъ головой и повернулся къ двери. Тамъ стояла Нанси.

— Отставь въ сторону свѣчу, — сказала дѣвушка, — мнѣ больно глазамъ.

Оливеръ увидѣлъ, что она совсѣмъ блѣдная, и ласково спросилъ ее, не больна ли она. Дѣвушка бросилась въ кресло спиной къ нему и молча ломала себѣ руки, ничего не отвѣчая.

— Боже, смилуйся надо мною! — воскликнула она, немного погодя. — Я не подумала объ этомъ.

— Что случилось? — спросилъ Оливеръ. — Не могу ли я помочь вамъ? Я все сдѣлаю, что могу…. все!

Дѣвушка забилась на креслѣ, схватила себя за горло, захлебнулась и зарыдала.

— Нанси! — вскрикнулъ Оливеръ. — Что съ вами?

Дѣвушка заколотила руками по колѣнамъ, а ногами по полу, а затѣмъ, плотнѣе закутавшись въ шаль, сказала, что она дрожитъ отъ холода.

Оливеръ поправилъ огонь въ каминѣ. Нанси придвинула кресло къ огню и сидѣла нѣсколько времени, не говоря не слова. Немного погодя она подняла голову и оглянулась кругомъ.

— Не знаю, что это бываетъ со мною иногда, — сказала она, приводя въ порядокъ свой костюмъ. — Всему виной эта сырая темная комната. Нолли, голубчикъ, готовъ ты?

— Развѣ я долженъ идти съ вами? — спросилъ Оливеръ.

— Да. Я пришла по порученію Билля, — отвѣчала дѣвушка. — Ты долженъ идти со мной.

— Зачѣмъ? — спросилъ Оливеръ.

— Зачѣмъ? — повторила дѣвушка, поднявъ глаза, но стараясь не встрѣчаться съ глазами мальчика. — О, не для худого.

— Я не вѣрю, — отвѣчалъ Оливеръ, внимательно наблюдавшій за нею.

— Твое дѣло, — отвѣчала дѣвушка, стараясь засмѣяться. — Ну, не для хорошаго.

Оливеръ понялъ, что онъ имѣетъ нѣкоторое вліяніе на хорошія чувства дѣвушки и подумалъ, не лучше ли будетъ обратиться къ ея состраданію, чтобы она помогла ему. Но тутъ онъ вспомнилъ, что всего только одиннадцать часовъ, что народъ ходитъ еще по улицамъ и можетъ быть найдется кто нибудь, кто повѣритъ его разсказу. Съ этими мыслями онъ подошелъ къ дѣвушкѣ и сказалъ, что идетъ съ нею.

Значеніе этого кратковременнаго размышленія Оливера не ускользнуло отъ вниманія Нанси. Она не спускала съ него глазъ, когда онъ говорилъ и, повидимому, все поняла, что происходило у него въ душѣ.

— Тс! — сказала дѣвушка, останавливаясь передъ нимъ и, оглянувшись осторожно, указала ему на дверь. — Ты самъ себѣ ничѣмъ помочь не можешь. Я изо всѣхъ силъ старалась сдѣлать что нибудь для тебя, но напрасно. Тебя запутали кругомъ. Если тебѣ удастся уйти когда нибудь отсюда, то во всякомъ случаѣ теперь для этого не время.

Пораженный той горячностью, съ которой она говорила, Оливеръ съ удивленіемъ взглянулъ ей въ лицо. Она говорила очевидно правду; лицо ея было блѣдно и взволновано и она дрожала отъ волненія.

— Я спасла тебя разъ отъ истязанія, и спасу еще, и спасаю, — продолжала дѣвушка. — Если бы кто другой пришелъ за тобой, а не я, тотъ бы грубѣе обошелся съ тобой, чѣмъ я. Я обѣщала, что ты будешь послушенъ и покоенъ; если ты не исполнишь этого, то причинишь себѣ зло и мнѣ… Непослушаніе твое можетъ быть даже причиной моей смерти. Смотри! Все это изъ за тебя… Клянусь Богомъ, что говорю правду.