Оливия Киттеридж

И опять Кевин вдруг обнаружил, что ему приятен звук ее голоса. В ветровое стекло ему было видно, что теперь волны стали гораздо выше, они били в уступ перед мариной с такой силой, что высоко в воздух взлетали фонтаны брызг, медлительно затем опадавших, капли словно просеивались сквозь осколки солнечного света, все еще пробивавшего себе путь среди темных туч. В голове у Кевина колебалось что-то вроде зыби, словно и там кипел прибой, такой же, как перед его глазами. «Не уходите, — неожиданно обратились его мысли к миссис Киттеридж. — Не уходите».

Но такое смятение было истинной мукой. Ему вспомнилось, как вчера, когда утром в Нью-Йорке он вышел к своей машине, он примерно с минуту ее просто не видел. И ощутил моментальный укол ужаса: ведь он все заранее спланировал, со всем покончил, так куда же теперь подевалась машина? Но она была там, стояла на месте — его старый универсал «субару», и тут Кевин понял, что то, что он вчера почувствовал, было надеждой. Надежда — рак, разрастающийся у него внутри. Она ему не нужна; он ее не желает. Он больше не способен терпеть эти нежно зеленеющие ростки новой надежды, пробивающиеся в его душе. Ему вспомнился ужасающий рассказ человека, бросившегося с моста Золотых Ворот в Сан-Франциско, но оставшегося в живых: рыдая, тот говорил, что целый час ходил взад-вперед по мосту и плакал, и если бы хоть один человек остановился и спросил его, отчего он плачет, он не бросился бы вниз с моста.

— Миссис Киттеридж, вам теперь надо…

Но она наклонилась вперед: прищурясь, вглядывалась в переднее стекло.

— Постой! Что такое, черт побери?!

И, двигаясь быстрее, чем Кевин мог ожидать, она выскочила из машины, оставив дверь нараспашку, бросив черную сумку на траву. На миг она исчезла из виду, затем появилась вновь, махая руками и крича, — что она кричала, Кевин расслышать не мог.

Он вышел из машины, и его поразила мощь ветра, хлестнувшего его сквозь рубашку. Миссис Киттеридж кричала: «Скорей! Скорее же!» — и махала руками, словно огромная чайка крыльями. Кевин бросился туда, где она стояла, и взглянул вниз, на воду; приливные волны были гораздо выше, чем он предполагал. Миссис Киттеридж указывала на что-то, взволнованно тыча вниз рукой, и он увидел, как в кипящей воде на миг показалась голова Пэтти Хоу, волосы у нее намокли и потемнели, но тут она снова скрылась, а ее юбка кружилась в волнах вместе с крутящимися темными веревками водорослей.

Кевин повернулся, раскинул руки, как бы желая, скользя вниз по голой скальной стене, обнять камень, ухватиться за него, но ухватиться было не за что — лишь плоская поверхность, обдирающая грудь, разрывающая одежду, кожу, щеку, а потом — холодная вода, накрывшая его с головой. Он был ошеломлен тем, как холодна вода, — будто его бросили в огромную лабораторную пробирку, заполненную вредным химическим реактивом, разъедающим кожу. В неостановимом кружении воды его нога нащупала что-то твердое; он обернулся и увидел, что Пэтти тянется к нему руками, ее глаза открыты, юбка кружится вокруг талии; пальцы Пэтти почти дотянулись до него, она промахнулась, снова протянула к нему руки, и Кевин ее схватил. Волны на миг отступили, а когда вода вернулась и накрыла их обоих, Кевин крепко прижал Пэтти к себе, а она обвила его руками с такой силой — он и предположить не мог, что такое возможно, что своими тонкими руками она способна так крепко ухватиться за что-то, как она ухватилась за него.

Вода снова отступила, они оба смогли сделать вдох, затем их опять накрыло с головой, нога Кевина зацепилась за что-то неподвижное — старая труба, он закинул за нее ногу. В следующий раз, когда волна откатилась назад, им удалось высоко задрать головы и чуть отдышаться. Кевин услышал, как миссис Киттеридж сверху что-то кричит им. Он не мог разобрать слов, но понял, что идут к ним на помощь. Ему надо только удержать Пэтти, чтобы она не упала в волны, и, когда они снова погрузились под крутящуюся, всасывающую их в себя воду, он крепче сжал руку молодой женщины повыше локтя, чтобы дать ей понять: он ее не отпустит. Несмотря даже на то, что на какой-то миг, глядя в ее раскрытые в этой кружащейся соленой воде глаза, под солнцем, сияющим сквозь каждую волну, он подумал: хорошо бы этот миг затянулся навечно — темноволосая женщина на берегу, взывающая об их спасении, девочка, которая когда-то прыгала через веревку, точно королева, а теперь обнимает его с силой, равной мощи океана… О, этот безумный, нелепый, непознаваемый мир! Смотри, как она жаждет жизни, как она хочет держаться!

Пианистка