Хелена посмотрела на сухие листья, нападавшие с олив. Подняла один, ощутив пальцами его шершавость.
– Ангус оставил все мне.
– Да.
– Я была его крестницей.
– Да. И…
– Что, Алексис?
– Кристина всегда думала, не была ли ты чем-то бо́льшим.
– Что ты пытаешься сказать?
– Думаю, ты знаешь, Хелена.
– Да, – прошептала она.
– Эти письма вернулись вскоре после твоего рождения. Бабушка это отчетливо помнит. Она видела, как Ангус рыдал за письменным столом. Твоя мать больше никогда не приезжала.
– Но я приехала. И… – Хелена порылась в памяти. – Это было всего через несколько месяцев после того, как умер отец.
– Возможно, отправить тебя сюда стало для твоей матери способом показать свою любовь.
– Почему же она сама не поехала со мной?
– Хелена, я не знаю. Возможно, она считала, что лучше не разжигать пламя снова. Может быть, жизнь здесь не подходила ей, как не подошла бы тебе.
– Может быть… но теперь я уже не смогу спросить ее. Или узнать, кто на самом деле был моим отцом.
– Какая разница? Ангус любил тебя как дочь. Он подарил тебе Пандору. И теперь ты понимаешь, что секреты есть у всех, Хелена.
– Да, ты прав. А у тебя есть секрет? – спросила она с усмешкой.
– От тебя – никаких. Но от жены был. Она не знала, почему я не могу любить ее по-настоящему. Я до сих пор чувствую себя виноватым из-за этого. Идем, нам следует вернуться, – Алексис предложил Хелене руку.
– Спасибо, что показал мне памятник, – сказала она, когда они возвращались к дому.
– Вот уж настоящее возведение женщины на пьедестал! – хмыкнул он.
– И это, Алексис, – вздохнула Хелена, – очень опасное занятие.
Алексис уехал, а Хелена пошла на кухню и обнаружила Имми и Фреда за кухонным столом. Она села, внезапно почувствовав себя обессиленной после очередных откровений.
– Ты вернулась! Я сделала что-то очень липкое с медом и семечками улицы Сезам сверху! – сказала Имми.
– Я тоже помогаю их делать, Имми, – добавил Фред.
– Мамочка, ты выглядишь нехорошо. Тебе нехорошо? – Имми забралась на колени Хелены и обняла ее.
– Мамуся, ты глядишь нехорохо! – повторил за ней Фред, хихикая. Он попытался забраться следом, и Хелена усадила его рядом с Имми.
Она крепко прижала их к себе.
– Мы любим тебя, мамочка, – сказала Имми, целуя ее лицо. – Правда же, Фред?
– Ага, любим, – добавил он.
– И я вас люблю. – Она расцеловала их липкие щеки. – Как насчет поехать на пляж, братцы? – спросила она.
– Да-а, пожалуйста, – хором отозвались они.
Они вернулись перед закатом. Хелена накормила детей, потом выкупала их и усадила в гостиной смотреть «Золушку»
Устроившись с бокалом вина на балконе спальни, она увидела, что сумерки уже опускаются, хотя едва пробило семь.
Лето подходило к концу.
Могла бы она жить здесь, зная, что в Сидер-хаус ее больше не ждут?
Ответ был «нет». Как она – и, может быть, раньше ее мать – поняла много лет назад, ей предназначена жизнь в других местах.
Где, с кем и как, она еще не знала…
Ее затопило одиночество, муж и сын были нужны до физической боли.
Вернувшись в спальню и захлопнув за собой балконные двери, Хелена приняла душ, потом села у туалетного столика, расчесывая волосы.
Отложив щетку для волос, провела пальцами по завиткам перламутровой инкрустации на крышке шкатулки, которую Алексис извлек из мусорной кучи.
– Шкатулка Пандоры, – пробормотала она.
И вдруг увидела.
В отделку крышки были искусно вплетены инициалы – ее собственные и родителей.
Глаза Хелены наполнились слезами.
Немного погодя Хелена спустилась вниз проверить детей. Они были поглощены «Золушкой», так что она оставила их и вышла на террасу. И подскочила от страха, когда из сгущающихся теней навстречу ей по лестнице от бассейна поднялись две фигуры.
– Привет, мам. Мы с папой решили окунуться по-быстрому, чтобы остыть с дороги.
– Алекс!
– Ага. Это я. Ты не можешь обнять меня, я мокрый.
– Мне все равно.
– Ладно. – Он бросился в ее протянутые руки, и она крепко обняла его.
– Как ты?
– Хорошо, очень хорошо. – Взгляд ярко-зеленых глаз это подтвердил. – Люблю тебя, мама, – прошептал он.
– Я тоже люблю тебя, Алекс.
– Где младшие?
– Смотрят DVD в гостиной.
– Я обещал Хлое, что попробую Диснея, так что попробую. Скоро увидимся.
Он пошлепал мокрыми ногами в дом, и она не крикнула ему не закапать хлипкую камчатую кушетку. Потому что это было абсолютно неважно.
– Привет, Хелена.
Она настолько растерялась, что не могла говорить.
Перед ней стояла Уильям, тоже промокший после бассейна.
– Как ты? – спросил он.
– Нормально.
– Правда? Тогда почему ты плачешь?
– Потому что если ты приехал сюда, просто чтобы проводить Алекса, и собираешься снова уйти, я… мне невыносимо видеть тебя.
– Нет. Ну, могу я, по крайней мере, остаться на ночь? Повидать Имми и Фреда?
– Да, – согласилась она, совершенно несчастная, – конечно.
– И, возможно, и завтра тоже? И послезавтра?
– Я… – Она посмотрела на него, все еще неуверенная, что он имеет в виду.
– Хелена, у тебя… у
– Правда?
– Да. И… – голос Уильяма дрогнул, – я больше никогда не хочу уходить. Я люблю тебя.