Оловянная принцесса

Мастер-смотритель проверил напряжение троса и надавил на рукоятку тормоза. Подъемник тронулся и поехал наверх. Днем, когда смотритель бодрствовал и иней не прихватывал колеса, вагон шел более плавно. Тем не менее он продолжал двигаться вверх. Выйдя из кустов, Бекки стряхнула снег, перешла колею и залезла на платформу, с которой можно было гораздо больше обозреть.

Она как раз успела увидеть, как нижний вагон подался влево, чтобы разъехаться с верхним, а потом снова выехал на главную колею. Она думала, что катящийся вниз вагон — порожний, и не обратила на него особого внимания. С тревогой смотрела она на вершину скалы. Когда завизжали тормоза и вагон резко остановился, она все еще смотрела наверх. Бекки чуть было не лишилась чувств от шока: все четыре двери открылись, и рядом с ней оказалась дюжина каких-то темных личностей.

— О боже, что это? Джим, это ты?

— Да. Пора сматывать удочки. Сейчас они как раз смотрят на флагшток…

— Бревно!

— Какое еще бревно?

— Надо положить на колею бревно…

Она спрыгнула с платформы и начала продираться сквозь кустарник. Карл и еще один студент поняли, что она задумала, и решительно последовали за ней. В это время струи воды полились из бака подъемника в кювет. Студенты вытащили и приподняли то самое бревно, на котором прежде сидела Бекки, и понесли его в сторону рельсов.

— Пихните его под колеса! — отчаянно кричала Бекки, не обращая внимания на ссадины и порезы.

К ним на помощь пришли еще два студента, и бревно неуклюже повалилось на рельсы как раз в тот момент, когда натянулся трос и вагон подался вперед.

— Берегись! — крикнул Карл и вовремя оттащил Бекки в сторону.

Вагон медленно пошел в гору, таща с собою бревно.

Последним отчаянным усилием студенты приподняли и толкнули бревно так, что одним концом оно застряло между колесами и намертво их заклинило. Вагон резко остановился, заставив туго натянутый трос зазвенеть как арфа.

— Скорей назад, — прошептал Джим, и они перелезли через рельсы обратно; несколько рук помогли им вскарабкаться на платформу. — Слушайте, — продолжал Джим, — Вилли и Михаэль вернулись. Там нет ни кареты, ни коней, но на одном из запасных путей готовится в путь королевский поезд. Кое-кто явно собирается дать тягу, но если мы успеем, то сможем захватить поезд сами. Давайте разделимся на группы: я, рядовой Швайгнер, Бекки и королева в одной группе; капрал Коглер, Карл и его товарищи в другой; остальные пойдут самостоятельно. Общее направление — к вокзалу, там и встретимся возле монумента… в общем, возле этих голых женщин — вы знаете, о чем я говорю. Там до черта народу. Надо будет сделать вид, что мы не знаем друг друга. Громко не болтать. Я кое-что придумал. А теперь разбегаемся!

Когда все разошлись, Джим помог Аделаиде спуститься по скользким ступеням на улицу. Держа в руках, как младенца, тяжелый сверток, она медленно пошла за остальными в сторону станции. Джим на ходу записывал что-то в тетрадь.

Из окон покоев графа и графини Тальгау за городскими крышами можно было увидеть вершину скалы. Старик поднес к глазам бинокль и вдруг выпрямился.

— Минна! — крикнул он. — Дорогая, принеси, пожалуйста, мою форму.

Графиня, дремавшая на кушетке, испуганно привстала:

— Что ты собрался делать?

— Я собираюсь принять ванну, побриться и одеться. Потом пойду на конюшню, выберу себе лошадь.

— Но ведь ты нездоров!

— За всю жизнь я никогда себя не чувствовал так хорошо.

Его лицо побледнело и глаза налились кровью. Левая рука нервно вздрагивала. Идя по ковру, он подволакивал ногу. Но когда он приблизился к жене, высоко поднял подбородок и расправил плечи, она вдруг поняла, что он собирается сделать. Он принял правильное решение. Она не верила своим глазам: перед ней был уже не предатель, а совсем другой человек — перед ней стоял гордый молодой воин, которого она любила все сорок лет.

Она поспешила найти парадную форму: узкие темно-зеленые панталоны с блестящими лампасами, мундир с золотыми пуговицами и галуном, черный кивер с красным плюмажем, туфли для верховой езды, плащ, портупею и длинную кривую кавалерийскую саблю. Она помогла ему одеться. Левая рука все еще не слушалась, и он не мог застегнуть пуговицы. Чтобы не смущать его, она без слов сделала все сама.

— Девочка моя, — серьезно сказал он и дотронулся до ее подбородка.

Она взяла кожаную кобуру с заряженным револьвером и пристегнула ее к ремню. Наконец она накинула на него темный плащ и перебросила одну полу через левое плечо.

Они стояли друг перед другом и не могли найти подходящих слов. Какая же все-таки в этом заключена нежность — помочь одеться, застегнуть пуговицы, смахнуть пыль; какая незамысловатая гордость — выпрямиться и приподнять подбородок; какая трепетная простота — почувствовать прикосновение давно знакомой ладони, — все это западает в душу глубже, чем стыд и вина.

Он поцеловал ее в седую голову и по-солдатски, строевым шагом вышел из комнаты.