Ома Дзидай (СИ)

С этими словами он стыдливо выбежал прочь из раздевалки, как женщина, пойманная за купанием голой.

– Больше не прикасайся ко мне! – бросил ему я, только подстегнув, но уже без злобы. Всё вставало на свои места. Нет смысла злиться на человека, если он неуравновешенный, если он… душевнобольной.

[1] Тяхан – японское блюдо, похожее на плов.

[2] Хакама – японские шаровары.

[3] Таби – традиционные японские носки высотой до лодыжки с раздельным большим пальцем для носки гэта.

Часть пятая. Зверь из Масуды (5-4)

Глава двадцатая. Нерушимая Сила

На следующий день

Я, Садара

Ночка оставила поганое послевкусие.

Всё шло, как обычно. Со становлением Дзиротё-гуми я позволил себе менять предмет увлечения ежедневно. Так и на сей раз.

Редко со мной ложились добровольно. Тем более, по любви. Зачастую приходилось платить. Выстроилась целая очередь страждущих. Тому я только рад. Был.

Вечером обнищавший крестьянин привёл старшего сына-девственника. Селянину требовалось быстро достать средств, чтобы его семья не померла с голоду, пока созревает первый урожай. Честная сделка. Оправданные нужды.

Землепашец не врал, лестно отзываясь о чаде. Личико у него было слащавое. Глаза цвета охры, пепельные волосы. Детский ум, но стройное поспевшее тело. Робкий и плаксивый недотрога. Не юноша, а загляденье. И это – моя новая жертва.

Но я не уделил ему и толики внимания, что странно. Налюбовался в миг и совсем не пообщался. Безымянный малец не вызывал ничего, кроме безразличия.

– Раздевайся, – велел я, снимая с себя одежду...

Сопротивление прекратилось, и крестьянский сынок стал податлив, как глина в руках гончара. Взглянув на меня единожды, он понял, куда попал и как больно ему будет в ближайшие два часа. У него имелось время, чтобы подготовиться и напрячь силу воли, но не воспользовался им. И теперь – не стерпев напора, кричал, как резаный, и рыдал в две бадьи.

– Мамочки... мамочки! – вопило тело подо мной, но я не обращал внимания.

Скромные не целованные мальчики всегда заводили меня. Склонять их к сношению было целой игрой, поскольку я никогда не брал силой. Расколовшись и покорно разлёгшись в ожидании, они только придавали задор. Но этот раз отличался от всех предыдущих, словно сам образ жизни приелся.

– Пожалуйста, хватит! Пожалуйста!..

Гости знали, что будет этой ночью, и просто пошли к себе. На крики никто не являлся. Даже отец мальчика…

Меня одолевала неприязнь из-за одного-единственного паренька, что пытался уснуть через пять комнат от меня. Я хотел только Фудо. Но из-за Рю, лежавшего по соседству, он находился вне досягаемости. Ничего не поделаешь.

Чтобы довести дело до конца, в мыслях отпрыск землепашца сменился вожделенным сыном даймё Фурано. Больше никаких воплей и криков. Правильные черты лица не обезображены болью.

Необыкновенные багровые волосы упали на подушку. Водянисто-зеленые глаза, горящие в лунном свете, беспокойно шарят по спальне и иногда встречаются с моими. Он смотрит с желанием. Ноздри вздымаются, будто ему не хватает воздуха.

Верхними зубами мальчик впился в нижнюю губу так сильно, что прокусил до крови. Он морщится и стонет, подвешенный между мучением и наслаждением, которые я дарю ему от чистого сердца.

– Садара... Садара... Садара! – судорожно зовёт Фудо, моля о чём-то, но не определившись, чего хочется – передышки, или чтобы я не останавливался.

Продолговатые ручонки с опрятными, тоненькими, длинными пальчиками елозят по кровати. Его худые ноги держатся в одном положении у меня под мышками. Ступни прыгают.

Плоский животик сдувается-надувается. Вдыхая, ловлю сладкий запах его чистой гладкой кожи. Волос, напоминающий благоухание тростникового сахара и полевых цветов соответственно. Я целую его, вкушая влагу и приятную свежесть, напоминающие о первых весенних вечерах в бурную оттепель.

В Урагами Фудо замечательно всё – от темечка до пяточек. Я увидел в нём самое лучшее, дорогое и прекрасное украшение жизни. Будь этот мальчик со мной, я стал бы счастливым безукоризненно.

Сладостное видение исчезло, как только с отпрыском нищего крестьянина было покончено. Он снова лежал перед глазами, зля меня своим присутствием. До чего же я опустился: занимаясь одним, представляю кого-то ещё.

Переполненный жгучим семенем они, юнец больше не плакал. Он закряхтел от облегчения, но не понимал, что произошло, и почему у него так свербит и горит в толстой кишке. Его дурацкие вопросы впивались в ухо, как потревоженные пауки в кожу.

– Что это вы сделали, Садара-сама? Очень странное чувство…

– Поздравляю, ты отработал деньги. Угомонись, – приказал я.

После совокупления привык болтать с любовниками на сон грядущий. Спрашивать об ощущениях, поскольку никогда не бывал на их месте. Да и куда мне, громиле. В большинстве своём ответы совпадали друг с другом, но любопытство не умалялось. Здесь, честно говоря, – плевать. Хотелось избавиться от парня. Чем скорее, тем лучше.