Ома Дзидай (СИ)

– Впечатляет, – резюмировал начальник, скорчив обезьяньи губы, и опустил личное дело на обшарпанный стол.

– Что конкретно?

– За пять лет ни одного нарушения, предусмотренного регламентом. Чернорабочие прикарманивают всё, что плохо лежит, – только в путь! Да… идеально чистый контракт. Редко такое происходит. Вы даже собрали немало благодарственных писем от партнёров, как я погляжу. Похвально!

Фальшивая улыбка проявилась на лице:

– Спасибо, господин директор. Я очень старался держать марку.

– Не сомневаюсь, мальчик мой, – равнодушно проронил тот. – В Тии́ге[3] остались-таки профессора, которые могут научить подрастающее поколение языку мэйнанцев и их рисуночкам. Ой… прошу меня простить! Иероглифам. Кажется, вы их так называете. Ну и термин, конечно!

Уши оцарапало его свинячье хихиканье. Разговаривал этот тип скорее с собой, нежели вёл диалог. Во мне назревало бешеное желание свернуть его бычью шею. Если бы законодательство и субординация не устанавливали свои лимиты, так бы и сделал.

– То-то Вы преуспели у нас на Ошиме.

Его пробило на протяжный, ленивый зевок.

– Господин директор, при всём уважении, в Тииге я родился. А диплом магистра у меня от Лотарда́мского[4] университета, – подавляя злость и нетерпение, вставил я ремарку.

– Да неужели? Впрочем, не суть… Поведайте лучше, как прошло Ваше обучение…

– Высший класс, – отозвался я с сарказмом.

Больно хотелось вспоминать нищее студенчество. Как и большинство, я голодал. Так часто, что доходило до обмороков. Желудок чудом остался здоров.

Ничего сверхъестественного: элементарные трудности простых смертных. Отец мой – не монарх, а обычный аристократ средней руки. Денег хватало только на оплату курсов.

Чтобы преуспеть в изучении языка, я позабыл о любых развлечениях. Чтобы занять видную позицию на кафедре, оборвал лишние связи. Остались только родители и любимая девушка.

Оно того стоило, ведь я здесь. Жду солидный гонорар, переплывая последнюю лавовую реку персонального ада.

– Очень рад за Вас, – лицемерно выразился директор. – Вы большой молодец, господин Богарт.

Старик ждал почтения. И я кивнул опять, принимая тривиальный комплимент. Ожидание затягивалось. Мышцы правого колена непроизвольно сократились.

– Позвольте же мне от лица компании выразить Вам искреннюю признательность за годы службы. – Начальник вяло пожал мне руку. – Вы точно не хотите продлить контракт ещё на пять лет? – Вскрылась образцовая шестеренка в брюхе гигантской предпринимательской машины.

Я чуть не разразился истерически-ироническим хохотом. После всего, что я перенёс на Ошиме, прожить здесь ещё столько же было бы невыносимой мукой. Мне было что терять в погоне за большим богатством.

Напоминанием служили сувениры, которые я взял с собой.

Стопка писем от родителей. Те выражали безграничную любовь к единственному сыну. И куда ж без нотаций…

Ещё я прихватил серебряный медальон с незатейливой гравировкой. Внутри находился миниатюрный портрет моей красавицы-невесты – Са́скии. Дама бюргерских кровей – по-дворянски статная, в меру строптивая и бесконечно весёлая.

Когда я уплыл за границу, оставил её на восьмом месяце беременности. Вынужденно. Я вверил её родителям. И два с лишним года гадал над их с ребенком участью.

Спустя ещё один узнал, что жена цела и невредима. Родился мальчик. Тоже жив и – каков сюрприз! – крепок. Назвали Дамианом[5]. В честь нашего любимого художника. Саския писала, да и родители подтвердили, что дитя – точная копия отца.

Я пропустил крайне важный период взросления сына. Ради него же. Я не застал, как он рос. И узнавал новости по письмам, которые говорили ничтожно мало. Но таил надежду, что когда-нибудь мы наверстаем упущенное время. И я приложу руку к его воспитанию.

Смешно. Ведь фатум имел на меня другие планы…

Благодаря титанической силе воли я сохранил невозмутимость. Ни единый мускул не дрогнул! Просто молча покачал головой. Начальника не обрадовал мой отказ.

– Как это? Неужели Вам не хочется получить столько же?

– Спасибо, перебьюсь.

– Торутия щедро вознаграждает работников, соответствующих экономическим интересам государства! Продление контракта увеличит Вашу выручку в полтора раза, – не отставал смотритель. Он попытался подавить авторитетом. – Я работаю на Ошиме без продыху. Гребу деньги лопатой. На них я спонсирую три поколения своей семьи. И заметьте, никто ни в чем себе не отказывает!

Его опыт измерялся в десятках лет управления. Язык был подвешен. Большинство уступало, больше не препираясь. Директор умело спекулировал на алчности, поражающей натуру каждого человека. Но если смотреть в корень, старикан так и остался невольником искусственного острова Ошима.

– Деньги – дело наживное. А за эти пять лет я даже не отдохнул. Провести бы на пляжах Андоне́зии[6] месяц-другой. Может, больше… – сочинял я на ходу для пущего резона. Смотритель же не был намерен упускать свой грош так просто.