Омела и меч

Он попытался снова, тщательно подбирая слова. Старуха дернула плечом, и потеряв к нему всякий интерес, принялась мешать какую-то бурду, кипевшую в железном котелке над огнем. Но молодая, радуясь возможности отвлечься от повседневного однообразия, уловила, наконец, смысл вопроса и отрицательно замотала головой.

— Думаю, нет. Гонец, который пришел за моим мужем и братьями, сказал, что великая королева будет выжидать, пока вокруг не соберется столько племен, что земля станет черна от воинов, насколько сможет видеть глаз. И женщины тоже будут сражаться, — с завистью заметила она, — но мне муж не позволил пойти. Это не в обычае добуниев.

— Надеюсь, — пробормотал Квинт, обдумывая следующий вопрос.

Женщина подняла младенца, и прижав его к груди, воскликнула:

— Андраста, преславная богиня, пошлет нам победу, но у меня мурашки бегут, когда я думаю, как много римских чудовищ — так много, словно песчинок на дне реки.

«Хотел бы я, чтоб это было так», — уныло подумал Квинт.

— Я никогда не видела римлян, — продолжала женщина, — но слышала, что у них клыки, как у диких кабанов, а головы сделаны из золота и горят на солнце. Иценский гонец рассказывал, что, когда по пути сюда он проходил мимо их лагеря, то с холма видел одного — у него с головы спускался рыжий лошадиный хвост» а сам он весь переливался золотом.

Квинт прервал эти испуганно-восхищенные излияния.

— А где был лагерь, в котором гонец видел римлянина в золоте? Вдоль реки? Вдоль города?

Она выглядела озадаченной.

— Он этого не сказал… кроме того, что римские чудовища всегда останавливались в этом месте с тех пор, как пришел первый из них.

— Первый? Он назвал его имя? Юлий Цезарь?

— Может… да, я вспомнила, он сказал что-то вроде Цезаря. А зачем тебе нужно это знать?

— Просто мы с друзьями тоже хотим поглядеть на римских чудовищ прежде, чем встретимся с ними в битве…

— Милая женщина, ты и твоя мать были очень добры. Спасибо, но мы должны идти.

— Плата — проныла старуха, отрываясь от горшка. — За огонь… за козье молоко!

— Да, да… — Квинт потянулся за кошельком. — На трех монетах сойдемся? — Это было щедрое предложение. Он выложил деньги. Они были, разумеется, с изображением Нерона, но Квинт считал, что сможет сплести какую-нибудь историю, если женщины обратят на это внимание.

— Это еще что? — презрительно фыркнула старуха. — Простые кусочки металла! Ты обещал заплатить!

— Я и плачу, — возразил Квинт. — Это хорошие деньги, они имеют хождение по всей стране.

— Это не плата! — толстая физиономия старухи побагровела. Она в бешенстве ударила Квинта по руке, так, что монеты покатились по земляному полу. — Вы лживые воры!

— Эй, подожди, подожди! — Квинт разрывался между яростью и недоумением, а Дион с Фабианом, угадав неладное, молча подошли ближе. — Не понимаю…

— Конечно же, мама хочет брусок железа, — хмурясь сказала молодая женщина. — Маленький.

— Большой! — завизжала старуха, потрясая кулаками.

— Маленький или большой, я не знаю, о чем вы… — огрызнулся Квинт, но почувствовал, как его дергают за руку, и обернувшись, увидел, что Фабиан делает ему знаки. — Сейчас я поговорю с друзьями.

У выхода Фабиан очень тихо объяснил:

— Эти отсталые племена используют для расчета железные бруски — дело в этом, я угадал? Они никогда не видели денег.

— Как же нам быть?

— Постараемся им как-нибудь втолковать. Квинт вернулся к женщинам. Молодая женщина вскоре согласилась принять обстоятельство, что племя, из которого явились пришельцы, не пользуется железными брусками, и что монеты на полу — вполне достойная плата, но старуха — нет. Ее тусклые глаза заполыхали гневом.

— Лжецы! Воры! — продолжала она вопить, яростно мечась по хижине. — Платите! Платите!

Не заходя больше никаких доводов, Квинт бросил на молодую женщину извиняющийся взгляд, и повернулся, чтобы присоединиться к товарищам, но старуха в бешенстве выхватила из горшка половник и швырнула им в Квинта. В горшке была какая-то тушенка и обжигающее варево выплеснулось из половника. Квинт бросился наутек, и все трое обратились в позорное бегство через двор, в то время, как старуха призывала на них проклятия, а собака рычала и хватала их за пятки.

Они выскочили за ворота, захлопнули их перед носом у пса, и неслись по дороге, покуда хватало дыхания, потом Дион окинул взглядом Квинта и разразился смехом.

— Стойте! Стойте! — давился он. — Давайте, сочтем наши раны после постыдного отступления. И, по крайней мере, счистим с Квинта бобы и… ага! — он что-то выдернул из волос Квинта, — и куски тушеного кролика.

Квинт с отвращением соскребал с шеи налипшие бобы.

— Это проклятое варево было горячее! — злобно заявил он, затем внезапно расхохотался вслед за Дионом. — Ну, мы прекрасно представили наши доблестные легионы! Обращены в бегство половником!

Даже Фабиан хохотнул: — И паршивой собаченкой, которая оторвала кусок моей сандалии.

— Радуйся, что не кусок твоей ноги… — Квинт нашел ручей, и мыл голову, пока полностью не избавился от следов старухиной тушенки. Вернувшись к остальным, он сказал: