Omniphobia (СИ)

Я не сразу среагировал. Во мне начало медленно расти новое, очень холодное и до этого не известное мне чувство. Оно не разрывало меня на части, не клокотало. Но оно было невероятно, пугающе мощным. Это была готовность отыграться и отправить Тварь туда, откуда она пришла. Потому что я решил, что теперь просто не имею права умереть – ведь я обещал Дейву жить за двоих. А Страйдеры держат свои обещания…

Да. Пожалуй, пойдём домой.

Ведь там осталась эта мразь, лишившая меня брата.

Alea iacta est (лат.) - Жребий брошен (известное многим изречение Гая Юлия Цезаря (100 - 44 гг. до н.э.), произнесённое им при переходе его войск через реку Рубикон. В оригинале было сказано на древнегреческом языке и означало не то, что решение принято, а только готовность к рискованному предприятию. Посему более верен всё же вариант "alea iacta esto (Жребий должен быть брошен)". Но более распространён всё же первый вариант).

========== 4. Don't leave me... ==========

Весна 1912 года. Лондон, Великобритания.

Над Лондоном нависали тяжёлые свинцовые тучи. Казалось, что они вот-вот рухнут на крыши домов. Небо своим массивом давило на прекрасную столицу Великобритании и леди и джентльменов, имевших счастье в нём жить. Лондонцы хмурились и смотрели на серость в вышине, ожидая очередного сильного ливня.

Журналисту казалось, что небо свалилось именно на его многострадальную голову и сейчас отдаёт молотом в висках – он ехал в кэбе и потирал лоб, чтобы хоть немного убавить звенящее чувство в голове. Маленькие молоточки-тревожные мысли отбивали частую дробь по его черепной коробке, а звонкие колокольчики волнения играли какую-то печальную мелодию в груди, похожую, скорее, на похоронный марш. Молодой человек отослал небу проклятье за то, что даже в больном состоянии его голова умудрялась выдавать такие громоздкие эпитеты.

Кэбмен уже привычной дорогой вёз его к дому, в котором жил Инглиш. Американец волновался за него. Как он? Жив ли? Юноша зачастил с визитами к своему хорошему другу, стараясь любыми силами поддержать Джейкоба, как-то помочь ему. Но всё, чего он добивался, это отрывистые беседы на крыльце дома. Внимательный журналист замечал, что с каждым разом Джейк становился всё измождённей, а его зелёные глаза, что до этого чуть ли не светились изнутри, сейчас стали тусклыми и отрешёнными. Иногда молодой человек даже сомневался, находится ли Инглиш в их мире, или его затягивает куда-то глубоко в пучину, которая хуже даже преисподней.

В таких тяжёлых размышлениях американец постучал в дверь, напоследок кинув взгляд на окончательно засохшие розовые кусты. Не хотелось бы ему, чтобы его друг также засох вслед за ними. Открыли ему лишь на повторный стук в дверь.

Инглиш стоял на пороге бледный и замученный, а в его глазах плясали отголоски недавно пережитой паники. Поначалу он даже не узнал журналиста, но затем вопрос во взгляде сменился благодарностью – будто молодой человек стуком умудрился вытянуть путешественника из какой-то опасной авантюры.

Рад видеть тебя в живых, - выдавив из себя жалкое подобие улыбки негромко проговорил англичанин.

Ничего себе формулировочка.

Собирайся, и пошли, - отрывисто и твёрдо сказал журналист.

О чём ты? Ты же знаешь – я не хочу выходить из дому, - путешественник помрачнел. - Не после того, что случилось.

Прошу, друг мой, сделай для меня исключение. Я хочу сказать тебе нечто очень важное и я не хочу, чтобы ты при этом находился в стенах этого дома.

Журналиста подмывало сжечь эту мерзость, что отравляла Джейкобу жизнь, в камине, а золу развеять по ветру, лишь бы она отстала от его лучшего друга.

Инглиш некоторое время колебался, но затем, коротко выдохнув, взял с вешалки пальто и накинул на плечи.

Надеюсь, это и правда очень важно. Я сделаю это только ради тебя, приятель.

Благодарю, - журналист начал спускаться с крыльца. Джейк направился за ним, предварительно закрыв парадную дверь на ключ.

Так и в честь чего ты вытянул меня из дома? – Инглиш с любопытством взглянул на молчавшего друга.

Поехали прочь от этого дома, - американец поймал кэб. - Мне становится плохо возле него. В кэбе всё и объясню.

Голова всё ещё невыносимо болела, и почему-то молодой человек и в этом винил не тяжёлые тучи над головой, а чертовщину, которая, казалось, теперь тенью кралась за Джейком.

Стук копыт по булыжникам и тот факт, что они всё отдалялись от проклятого дома, немного успокоили волнение внутри американца, и он, наконец, начал говорить:

Инглиш, ты стал совсем нелюдим в последнее время. А ведь я думал, что ты боишься одиночества.

Я и сейчас его боюсь. Я держусь-то лишь на том, что ты нет-нет да навещаешь меня, - негромко протянул приключенец.

Боюсь, что я не смогу больше тебя навещать, - мрачно проговорил журналист.

Поймав на себе удивлённый взгляд, он продолжил:

Инглиш, скажи - ты слышал что-нибудь о Титанике?

Конечно, слышал. Он же совсем скоро отправится в путь до берегов Соединённых Штатов.