Омская зима

СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ

(отрывок из вольного пересказа)

2.

ЗНАМЕНИЕ. КЛЯТВА ИГОРЯ

Тогда Игорь възре

       на светлое солнце
и виде отъ него тьмою
       вся своя воя прикрыты…

И взглянул на солнце Игорь-князь,

и десница князя задрожала:
тьма,
        полки прикрывшая, клубясь,
по земле,
              по травам побежала.
И открылись,
как с холма — чужбина,
звезды в небе среди бела дня.
Вздрогнул конь. И, осадив коня,
князь воскликнул:
— Братья и дружина!
Лучше нам убитыми лежать,
чем в полоне под камчой дрожать!

Пусть летит по утренней росе

верный конь,
чтобы однажды с кручи
пред тобой предстал во всей красе
синий Дон
в движении могучем.

Эта страсть,

как огненный клубок,
жгла,
        томила до святого стона.
Путь широк.
Дон истинно глубок.
Синева таинственно бездонна.

И презрел знаменье Игорь-князь,

под знамена первым становясь.

— С вами, братья-русичи,

клянусь:
на скаку
копье сломить за Русь,
с вами, братья,
в поле незнакомом
за родную землю —
не за страх —
либо Дону изопьем шеломом,
либо прахом
ляжем на холмах!

* * *

Свиристит береста на березах,

на осинах щелкает кора:
вот они —
крещенские морозы,
вот они —
вселенские ветра!

Равные и небо, и равнина.

Разбрелись,
как мамонты, стога
Накалилась на ветру калина
и давно осыпалась
в снега.

Стынет в роще

иней ломко-синий,
льдистых веток слышен перезвяк.

Обожгло

              морозами
                             осинник.
Просквозило
                    ветром
                               березняк.

ПОДСОЛНУХИ БАБУШКИ ВЕРЫ

То ли с поля горчат медуница и клевер,

то ли детство мое наплывает, как сон.
Никогда в огород
мы не лазили к бабушке Вере,
хоть он был жердняком
абы как обнесен.

Шел ей вроде тогда

сто второй или третий —
а сама она сбилась со счета давно! —
и ослабли глаза,
и старушке на свете
даже в ясные дни
все казалось темно.

С той поры и пошло:

лишь с куста краснотала
мокрой веткой в окно
постучит верба-хлест,
поразвяжет она узелки у чувала
и на печь — семена,
чтоб пошли они в рост.

И когда встанут дни посреди небосвода,

и три кожи сползет
на реке с ребятни,
запылают подсолнухи в пол-огорода —
и к старушке лицом повернутся они!
А она с батожком встанет около прясла
и подолгу стоит и глядит в огород.

…Тот, кто видит в подсолнухах

только постное масло —
нашу бабушку Веру
никогда не поймет!

КУЛУНДИНСКИЙ КАНАЛ

В Кулунде —

где не каждой звезде
повезло отражаться в воде,
где веками пески
брали пашню в тиски,
а ветра вперехлест
пыль вздымали до звезд —

от Бурлы до Ключей

в небе коршун грустит,
тонко суслик свистит,
соль на солнце блестит,
под ногами хрустит.

Солона даже тень,

солон труженик-день:
на спине и плечах
проступил солончак.

День извечных забот

в полный рост и накал.
…Вот сюда и придет
Кулундинский канал!

* * *

Завари листом смородины

чай — и чуткою душой
сам поймешь: без малой родины
нет понятия — большой.

Без примет родимой улицы,

что растрогали до слез;
дом Бакулиных ссутулился,
дом Поповых в землю врос.

Без старушки на завалинке

и ее славянских глаз,
что тебя знавали маленьким
и признали в этот раз.

Встану рано утром, гляну я —

оторваться не могу:
конь мухортый и буланая
кобылица на лугу.

Четкий след копыта выбили

на отаве молодой.
Первый иней густо выбелил
две березы над водой.

А за этими березами —

копны розметью, стерня.
Изумительные озими.
О т ч и н а.
Начало дня.