Омут

Я почувствовал неприятное волнение. С чего бы это вдруг такая халатность со стороны персонала? Мало того что дверь в отделение открыта нараспашку, так ещё и камера не заперта. Тоже мне «режимный объект»! Так у вас все «психи» разбегутся. Понятное дело, это был мысленный сарказм, не более. Однако если следовать логике здешних карателей, то следовало мыслить именно так. И это настораживало.

Чем ближе я подходил к девятой камере, тем сильнее билось сердце. Впереди послышались шорохи. Подойдя, заглянул в приоткрытую дверь. Мамы внутри не было. Вместо неё у койки возилась какая-то полная невысокая пожилая женщина, одетая в голубой медицинский костюм. Она бесцеремонными движениями упаковывала постельное бельё, стараясь уместить простынь и пододеяльник в застиранную донельзя наволочку.

– Простите, – обратился я к ней, – вы не скажете, где пациентка из этой… из этой камеры?

Тётка недружелюбно, но в то же время без особого интереса посмотрела на меня и продолжила паковать бельё.

– Померла.

– Как померла?

– Молча. Жила себе, жила, да и померла. Сегодняшний, что ли? Не знаешь, как люди мрут?

Я выронил бумаги, которые до этого сжимал так, словно они были самой важной вещью в жизни. Следом за ними сполз на пол и я, хватаясь за стальной косяк двери. Ноги стали ватными и подкосились сами собой.

«Всё обстоит гораздо лучше, чем можно было изначально себе представить», – всплыли в голове слова главврача, который тут же, с задором в голосе сообщил о предстоящих водных процедурах, которые полезны его заржавевшим от времени суставам.

– Как она умерла? – спросил я таким жутким голосом, что сам испугался.

На этот раз тётка отреагировала на вопрос со всей серьёзностью. Мне даже не пришлось угрожать ей или применять силу. Она отложила в сторону тряпки и села на койку, а когда увидела меня на полу, трясущегося и комкающего хрустящие бумажки, то тихим дрожащим голосом выдавила:

– Сердце у неё… Инфаркт.

– Как?! – прорычал я.

– Эвтаназия. Ей укол сделали.

– Зачем?

– А я почём знаю? Есть приказ – мы исполняем. Начальству видней, наверное. А ты кто такой?

Я не ответил. Посмотрел на часы, прикинул, где в местных окрестностях располагаются ближайшие бассейны, встал и быстрым шагом двинулся к выходу. Нужно было успеть застать Карла Генриховича резвящимся в стерильной воде бассейна.

Глава 24. Бассейн

Охранник на выходе попытался меня задержать. Не думаю, что он делал это для того, чтобы обезопасить главврача. Скорее, это была мелкая пакостная месть за унижение, которому я его подверг. Он сидел в своём аквариуме и опять читал газету, старательно делая вид, что не замечает сдержанных просьб открыть замок и выпустить меня наружу. Удар ноги о турникет и звон хромированных труб заставили его сначала подпрыгнуть на месте, а затем и торопливо нажать нужную кнопку. Когда я проходил мимо стеклянной будки, он вжался в её противоположную стенку и проводил меня округлёнными от страха глазами.

Я пробежал пешком четыре с лишним километра, даже не задумываясь о том, что можно было без особых проблем проделать этот путь на общественном транспорте. На самом деле так даже вышло быстрее, но в тот момент я не стремился мыслить рационально. Всю оперативную память в голове занимали слова Карла Генриховича: «Всё обстоит гораздо лучше, чем можно было изначально себе представить…»

Когда я вошёл, а точнее ворвался, в холл бассейна «Арена», вся моя одежда уже была насквозь пропитана потом. Не обращая внимания на возмущения и возгласы, доносившиеся с ресепшн, быстрым шагом прошёл в мужскую раздевалку.

Я успел вовремя. Карл Генрихович стоял у небольшого шкафчика для вещей и натягивал на тощую морщинистую задницу полосатые плавки. Без врачебного халата вся его важность куда-то испарилась, и теперь передо мной стоял немощный сутулый старик, кожа которого была покрыта тёмно-жёлтыми возрастными пятнами. А отсутствие очков в золотистой оправе окончательно превращало психиатра-убийцу в жалкое создание.

Он услышал тяжёлое дыхание за спиной и обернулся. Вопреки ожиданиям, старик не удивился, не испугался и даже не сделал вид, что обеспокоен моим внезапным появлением. Напротив, Карл Генрихович неспешно взял с лавки белые, полупрозрачные трусы, аккуратно сложил их вчетверо и положил на верхнюю полку шкафчика для одежды.

– Вы зря так спешили, голубчик, – тихо, нараспев сказал он. – Я же сказал, что у меня важные водные процедуры. А я никогда их не пропускаю. В моём почтенном возрасте пренебрежение терапией – слишком большая роскошь. Вы умеете плавать?

Я, не говоря ни слова, плотно затворил дверь раздевалки. Карл Генрихович обернулся на другую дверь – ту, что вела в основной зал, из которого доносился плеск воды и трель свистков тренеров.

– Рыпнешься – убью.

– Николай Евгеньевич, – психиатр вздохнул, взял из шкафчика полотенце и собирался выйти.

– Стоять!!! – рявкнул я так, что тот подпрыгнул от неожиданности.