Омут

Улыбка растеклась по его лицу, будто жидкое тесто по сковороде. Он ещё пару раз поклонился и, пятясь, ушёл восвояси. Я удивлённо уставился на Татьяну, рассчитывая услышать объяснения. Она понимающе усмехнулась и взглянула туда, куда ушёл официант:

– Бесит, правда?

– Точное определение, – согласился я.

– Здесь весь персонал такой. Раздражают неимоверно. Такое ощущение, что спэсы не мы, а они. Привыкнешь, – улыбнулась она и подмигнула.

Еда была восхитительной, а ещё её было много. После червивой тюремной каши я был готов есть её голыми руками, но девушка, сидящая напротив, невольно вынуждала соблюдать такт и делать вид, будто я какой-нибудь аристократ, не привыкший есть без ножа. Расправившись с солянкой, попробовал хвалёный эскалоп. Он и в самом деле оказался роскошным. Таня внимательно проследила за моей реакцией и удовлетворённо хмыкнула:

– Я же говорила!

Мы оба улыбнулись и больше до конца обеда не проронили ни слова.

На обратном пути она рассказала мне о том, как её лечили до того, как она попала к Регеций. Я слушал с открытым ртом и не мог поверить в то, что такое вообще возможно. Электрошоковая терапия и транквилизаторы – лишь малая часть всех тех ужасов, через которые ей пришлось пройти и с которыми мог столкнуться я, не встреться мне на пути Аглая с её экспериментальной медициной. Татьяну «залечили» до такой степени, что она стала наркозависимой. После этого ей пришлось лечиться ещё и от наркотиков. Потом были шоковая и инсулиновая терапия. В подробности этих процедур она не вдавалась, но заверила, что приятного в них мало. А главное – результат такого лечения был нулевым. Ничего не помогло. Проблемы с работой, с образованием, с личной жизнью. Любые двери для человека с диагнозом СПС в этом мире были закрыты. Ей приходилось работать уборщицей, посудомойкой и параллельно с этим самостоятельно заниматься образованием. Она учила английский, интересовалась программированием и писала картины маслом. Творчество её заключалось в том, чтобы изображать на холстах логотипы компаний, которые эти сами компании потом у неё и покупали. Иногда, но очень редко, заказывали портреты руководителей или учредителей. Бизнес был так себе, но на лечение заработать получалось.

Когда мы подошли к дверям своих комнат, она склонила голову на бок и улыбнулась:

– Вот мы и дома. Скоро всех пригласят на прогулку. Если ты не против, можем погулять вместе.

– С удовольствием, – честно ответил я.

– Хорошо, – она открыла свою дверь, – тогда приятного отдыха.

– И вам.

– Может, перейдём на «ты»? Я, кстати, уже перешла, если ты не заметил, – хихикнула она.

– Без проблем. Мы же теперь соседи. Всё ж не чужие.

Мы хором засмеялись и разошлись по своим норам.

Я снова оказался в одиночестве. Из-за стены, за которой жила Татьяна, донеслись едва различимые звуки работающего телевизора. Вспомнились слова о том, что ей приятно осознавать, что по соседству теперь будет жить живой человек. Возникло удивительное чувство, которое вряд ли когда-нибудь проявилось бы в моём родном мире. По крайней мере, у меня. Его сложно сформулировать, но если говорить просто, то я почувствовал, как становлюсь не одиноким и даже нужным. Не в качестве человека, обязанного зарабатывать деньги, не в качестве профессионального сотрудника банка, способного помочь с решением финансовых проблем, не в качестве человека, имеющего уникальный «диагноз» и представляющего интерес для психиатров, а просто нужным, как обычный живой человек. И от этого чувства почему-то стало горько.

Я подошёл к окну и выглянул наружу. За стёклами была решётка, выкрашенная белым. Вид из окна открывался не то что шикарный, но вполне приятный, умиротворяющий. Множество деревьев с начинающими желтеть листьями, земля засеяна зелёным газоном. Между деревьями проходит асфальтированная дорожка, которая теряется в аккуратных зарослях кустов. И никаких заборов, никакой колючей проволоки и вышек с охраной. Только природа, только радующий глаз пейзаж.

Вдоволь налюбовавшись местными красотами, я проверил, насколько прочно укреплена решётка, и с сожалением отметил, что без специального инструмента избавиться от неё не представляется возможным. Вариант с побегом через окно отпал сам собой. Нужно искать другую возможность. Благо перемещение по клинике было неограниченным. Поразмыслив немного, решил совершить обзорную экскурсию.

Коридор на этот раз пустовал. Едва оказавшись в нём, почувствовал себя преступником. Он был довольно длинным, а в конце находилось единственное окно, на котором, безусловно, была установлена точно такая же решётка, как и на всех остальных в здании. Я пошёл в сторону лестницы. Украдкой старался смотреть вверх в надежде увидеть камеры наблюдения, но кроме кондиционеров, тихо шуршащих свежей прохладой, ничего не обнаружил. На потолке были установлены какие-то датчики. По всей видимости, пожарные. Но они были такими крошечными, что уместить в них ещё и камеры казалось невозможной затеей.