Омут

У меня перехватило дыхание, а в груди снова появилась тупая боль. Я сел, но не на кровать, а прямо на пол.

– Я практикантка. Студентка. Учусь на психиатра в Киеве. Пишу диплом по СПС. Меня Тамарой зовут, а никакой не Татьяной. С тобой вошкалась только для того, чтобы в интернатуру попасть. Мне обещали должность в моём городе, если заплачу и пройду четырёхмесячную практику в Харькове. На тебя мне глубоко насрать, как, собственно, и на всех остальных дебилов в этом дурдоме. Мало того, не могу не сказать: ты мне отвратителен до икоты. Слабый, вечно ноющий, трусливый и мерзкий дебил! К тому же ещё и убийца. – Она скривилась, помолчала, а потом прошипела: – Гнида. Такого специалиста убил! Ты знаешь, что это был за человек? Тебе до него, как до Луны раком! Я еле дождалась, когда ты уснёшь, чтобы поскорее свалить! Хорошо ещё, что трахнуться не согласился, а то я, наверное, не пережила бы. Ненавижу тебя, мразь! Искренне желаю, чтобы ты сгнил в этой камере смертников заживо! Адьё, придурок!

Я не стал никак реагировать на её слова. Просто сидел и смотрел в одну точку. Как какой-нибудь Вася Конарёв, только без улыбки. Она встала, медленно прошла к выходу и демонстративно хлопнула дверью. Помои с моей головы стекали ещё очень долго.

Глава 39. Экстаз Регеций

Очнулся я, только когда почувствовал, что кто-то сильно трясёт меня за плечи. Вернувшись в реальность, увидел перед собой Лёхину физиономию.

– Ты чё это, Колян? Тебе фигово, что ли? Эй! Сосед! Слышь?!

– Нормально, – сказал я хриплым голосом, а потом прокашлялся и повторил: – Нормально.

– Да вижу! Что случилось-то? От борща пучит, что ли? Капуста такая… Эй! Не пропадай! Ау! Вернись на хрен обратно! – Он похлопал меня по лицу.

– Да говорю же: порядок. – Для убедительности я встал на ноги.

– Слышь, ты меня извини, конечно, но, по-моему, Регеций с тобой диагнозом ошиблась. Ты, по ходу, реально шиз конкретный.

– Ко мне Татьяна приходила.

Он восхищённо промычал.

– И чё?

– Ты прав был насчёт практикантов.

– Это она тебе сказала?

– Сказала – это мягко сказано. Обложила и обгадила с ног до головы. У меня в голове не укладывается, как можно было всё это камуфлировать под СПС?

– На то они и психиатры, старик, – задумчиво пробубнил Лёха. – Ты ещё и половины не видел из того, что тебя ждёт. Сломают тебя. Теперь точно вижу, сломают. Уже надломили, а жаль. Хороший ты мужик. Правильный. Жалко будет, если так…

Я хотел бы возразить, но знал, что он прав. Если такие… Если то, что случилось с Татьяной (или Тамарой), это и есть та самая экспериментальная психиатрия, то долго я продержаться не смогу. Да и времени лишнего не было. Там, за этими идеально выкрашенными стенами, меня ждала дочь. Я был уверен, что она скучает. Возможно, даже сильнее, чем я по ней. Она вынуждена каждый день видеть равнодушное лицо своей матери, которая хочет от неё только одного – чтобы дочь поскорее повзрослела и взяла на себя ответственность за поддержку её в старости.

– Мне нужно бежать, Лёха. Сегодня.

– Ну, началось, – тяжело вздохнул сосед.

– У меня выбора нет. Нужно дочь спасать.

– А что с ней?

– Долго объяснять. Скоро прогулка. Нужна будет твоя помощь.

Он смотрел на меня и долго думал. Затем почесал нос и сказал:

– Ладно. Только если вернут обратно, я тебя сам повешу, чтобы проблем лишних больше не иметь. Усёк? Задрали меня все эти страсти ванильные. Устал я.

– Усёк.

– Давай. Я пока к себе. Как будешь готов, свисти.

– Добро.

Он ушёл. До прогулки оставалось двадцать минут. Я потратил их на то, чтобы побриться и одеться потеплее. Так и подмывало устроить на прощание какую-нибудь пакость, но я подавил в себе мальчишеские стремления, подумав, что это может послужить лишним риском для побега. К тому же, какую пакость я мог совершить, не имея в запасе ни времени, ни возможностей? В конце концов, мой побег уже будет немалой пакостью. А если удастся, то потом можно будет и все тёмные делишки Регеций раскрыть, которыми она промышляла во вверенном ей учреждении.

Я постучал в дверь к Лёхе. Он сразу её открыл. Видимо, стоял рядом и ждал. Я сделал вывод, что сосед нервничает, хотя по его внешнему виду не скажешь.

– Веди себя естественно, – тихо сказал он. – После того, как Танька с тобой побазарила, за тобой по-любому наблюдать будут, как за американским шпионом. Если кто-нибудь хоть что-то заподозрит, тебе трындец. А замечать тут умеют лучше, чем самые американские из всех американских шпионов. Поэтому лучше отключись от тех мыслей, которые взрывают мозг, и думай о чём-нибудь приятном. Об остальном я подумаю за тебя. Когда скажу «беги», не думай ни секунды. Просто срывайся и лети, как будто за тобой десяток питбулей гонится. Сделаешь всё правильно, будешь жить. Нет – даже не расстроюсь. Насрать мне на слабаков. Всё. Вали.

– Подожди, – сказал я. – А где ты жил до того, как сюда попал?

– На фиг тебе?

– Долго объяснять.

– Ну, тогда не твоё собачье дело.

Я хотел было рассказать, но Лёха пнул меня в плечо, и мы пошли к выходу.