Омут

– Я буду по тебе скучать, Юлька.

– Это как?

– Это когда ты хочешь кого-то видеть… когда очень сильно кого-то хочешь видеть, а его рядом нет.

Она пожала плечиками и ничего не ответила. Я прислонил свои ладони к её щёчкам и сказал:

– Юля, послушай меня и запомни навсегда-навсегда. Хорошо?

Она кивнула и посмотрела мне в глаза.

– Папа тебя очень-очень любит и будет по тебе сильно-сильно скучать. Запомни это, золотко. Навсегда-навсегда запомни. И когда будешь взрослая, всё равно не забывай. Ладно?

Она кивнула.

– И прости меня, доченька. Прости, моя хорошая.

Встревоженная воспитательница теперь говорила с кем-то по мобильному, попутно собирая в группу детей. Я ещё раз крепко обнял малышку, поцеловал в щёчки и, в последний раз прикоснувшись к непослушным кудряшкам, сказал:

– Прощай, золотко… Надеюсь, у тебя всё будет хорошо.

Юлька, ничего не говоря, быстро развернулась на месте и побежала к воспитательнице.

Я стоял и смотрел, как её крошечная фигурка с рыжей пушистой шевелюрой исчезает за дверью корпуса детского сада. Затем ещё пытался разглядеть кудряшки в окне вестибюля, но так больше ничего и не увидел. Уходил на ватных, непослушных ногах. Болело ребро, но по сравнению с тем, как болела душа, физическая боль казалась просто лёгким зудом.

Купил в первом попавшемся киоске бутылку воды, вымыл руки от крови и дворами вышел к метро. Только у входа я понял, какую роковую ошибку мог совершить, войдя внутрь. На каждой станции дежурила милиция, которой наверняка уже разослали ориентировки о беглом психопате, который покалечил своего психиатра и захватил в заложники ни в чём не повинного водителя иномарки.

Пришлось сменить маршрут и добираться до окраины города на троллейбусах. Там я нанял такси и, уговорив таксиста объехать дежурный пост ГАИ окольными путями, оказался на ближайшей от города железнодорожной станции. Через пару часов я уже выходил из электрички на знакомый перрон. Вдали чернело поле, вспаханное после уборки пшеницы. За ним – посадка.

Часть пятая. А вот и я!

Пластмассовый мир победил,
Макет оказался сильней.
Последний кораблик остыл,
Последний фонарик устал.
А в горле сопят комья воспоминаний.

Егор Летов. Моя оборона

Я нашёл свободу. Утрата всяких надежд была свободой.

Чак Паланик. Бойцовский клуб

Глава 41. Дурачок

Гена встретил без толики удивления. Мне показалось, даже ждал моего приезда. Что, собственно, он и подтвердил, бросая вместо приветствия:

– Что-то долго ты ко мне ехал, ёлы-палы. Я тебя на следующий день уже выглядывал.

Я пожал протянутую мозолистую руку комбайнёра. Тот приветливо улыбнулся и по-дружески похлопал меня по плечу. Этот простой жест показался таким тёплым и таким нереальным в этом мире, что я даже немного засмущался.

– Нет, я серьёзно, – не унимался Гена. – Ты разве не видел, что тут творится?

– Да видел… – с грустью отмахнулся я. – Приболел чуток, пришлось задержаться. А так уже на третий день, думаю, приехал бы… Вижу, тебя даже спрашивать ни о чём не надо?

– Да что тут спрашивать, добрый человек. – Он жестом указал на калитку и подтолкнул в спину тяжёлой рукой. – Идём во двор, посидим, поговорим, расскажу, что знаю. А там уже сам думай, как быть да что делать.

Во дворе суетилась Варя, развешивая постиранное бельё на растянутые через весь двор верёвки. Завидев гостя, она тихо поздоровалась и тут же предложила накрыть на стол, вызывая у меня улыбку. Вот что не меняется ни в том, ни в этом мире – гостеприимство этого дома.

Стемнело. Над столом горела лампа, привлекая ярким светом стаи мошкары, которые небольшой тучкой кружились над головой. Сверчки отовсюду стрекотали свои мерные песни. Странное дело: мошкара в сентябре. Но было так.

– Что ж ты не сказал мне сразу? – Я старался говорить так, чтобы в голосе не прозвучал упрёк.

– А зачем? Что изменилось бы, ёлы-палы? Обратно нырнул бы, что ли? Не поехал бы к семье?

– Поехал бы, – кивнул я. – Конечно, поехал бы.

– Ну вот. Так что извиняй. Ты такой счастливый был, что обламывать не хотелось.

– Правильно поступил. Всё правильно. – Я вздохнул, перебирая в голове события последних месяцев, а когда справился с воспоминаниями, спросил: – Помню, у тебя эликсир жизни был. Может, угостишь? А то поговорить надо, а без анестезии, боюсь, может не получиться.

– Дык, ёлы-палы! – Гена оживился, потёр ладони и вскочил с лавки. – Этого добра полный пузырёк!

Он принёс знакомую бутыль и разлил по знакомым же стаканам. Мы выпили.

Я не знал, с чего начать разговор, поэтому решил сначала расспросить Гену.

– Как ты тут вообще? Ну, в этом вот во всём…