Омут

Я хотел было возобновить прерванный разговор, но заметил, что гул усилился. Это было нечто похожее на приближение большого самолёта на пропеллерной тяге. Я взглянул на Гену, но тот, сложив на столе массивные ручищи, упал на них лицом. Что-то ему говорить теперь было бесполезно. Я с тревогой огляделся по сторонам, однако безлунная ночь была настолько непроглядной, что рассмотреть что-то не представлялось возможным. Земля завибрировала, посуда на столе стала подпрыгивать, выплёскивая самогон из стаканов и опрокинув бутылку.

– Что это?! – вскочив с лавки, прокричал я. – Гена, твою мать! Проснись! Что за хреновина происходит?

Гудело и сотрясалось всё. Отовсюду доносился отчаянный лай собак, иногда срывающийся на визг. Пьяный комбайнёр не менял позы, словно ничего необычного и не происходило. Со скрипом отворилась дверь дома, но в проёме никого не оказалось. Дверь распахнулась от вибрации. Стёкла в окнах дребезжали, и казалось, в любой момент могли рассыпаться на мелкие осколки. Я расставил руки в стороны, стараясь удерживать равновесие на дрожащей земле. Воздух сильно наэлектризовался, одежда и волосы начали слабо потрескивать и искрить крошечными разрядами. Ощущался запах озона. Свет лампы становился всё ярче. По спине прошла волна холода, а когда нижнюю челюсть от невыносимо низкого гула начало сводить судорогой, раздался оглушительный хлопок, и всё внезапно стихло. Будто по команде умолкли собаки, сверчки и прочая живность. Гена лежал лицом на столе и тихо похрапывал. На огороде кто-то сильно кашлял. Я отошёл в сторону от яркой лампы и, привыкнув к сумеречному свету, попытался всмотреться в ночную тьму, но ничего, кроме чёрных силуэтов фруктовых деревьев, растущих в конце огорода, не увидел. Решил подойти поближе и вышел на огород.

Переступая через вскопанные грядки, я сосредоточенно вслушивался. Дошёл почти до сада и, ничего и никого в итоге не обнаружив, решил вернуться назад. Обернулся. Во дворе, в свете одиноко горящей лампы, всё так же мирно спал Гена, распластавшись лицом по столу. А на огороде, между мной и двором, на расстоянии всего нескольких десятков метров от меня, стоял человек. Я видел только его силуэт. Судя по телосложению, это был худой мужчина. Он сильно сутулился, руки бессильно свисали вдоль тела. Мужчина смотрел во двор и перетаптывался с ноги на ногу, стараясь удержать равновесие. От этого создавалось впечатление, что человек сильно пьян.

– Эй! – окликнул его я.

Тот рывком обернулся на мой голос и замер. Я хотел было поздороваться, но вовремя вспомнил, что здесь это не принято, поэтому спросил первое, что пришло на ум:

– Вы что-то хотели?

Он не ответил. Ещё некоторое время он смотрел на меня, затем сорвался с места и ринулся бежать куда-то в сторону. Зашелестела листва, послышался треск ломаемых кустов и ветвей деревьев. Гулкие шаги удалялись и скоро совсем стихли.

Я вернулся во двор и уселся за стол. Руки тряслись от напряжения. Сердце выпрыгивало из груди. Налил себе из опрокинутой бутылки остатки самогона. Выпил залпом, не закусывая. То тут, то там возобновлялись робкие трели сверчков. На порог дома вышла Варя, которая, не произнося ни слова, принялась убирать со стола.

– Варя, не знаете, что это было только что?

Она, не удостоив меня даже взглядом, продолжала складывать одну грязную тарелку за другой, но чуть погодя, словно передумав, сказала:

– Мне почём знать? Гроза, наверное. Мимо прошла. – Она взяла собранную посуду и демонстративно заковыляла прочь.

Я разбудил Гену и попытался убедить его идти укладываться спать. Тот немного посопротивлялся, на стой чиво требуя, чтобы я ещё с ним выпил за душу человеческую, но вернулась Варя и бесцеремонно увела буянящего мужа в дом.

Оставшись в одиночестве, я поймал себя на мысли, что единственное, чего мне хочется, – это проснуться. Рассудок отказывался принимать всю абсурдность и нелогичность происходящих со мной событий. Я прокручивал в памяти всё, что пережил за последнее время, и подумал, что могу сойти с ума, если продолжу участвовать в этом кошмарном сне. Проснуться. И будь что будет, там, наяву.

А вдруг это не сон? Вдруг я умер? Утонул в том болоте. И явь на этом закончилась. Вдруг это и есть та самая загробная жизнь? Наказание за грехи. Ад.

Внезапно, очень отчётливо, ощутил на себе взгляд. Я не раз читал в книгах и видел в фильмах, что люди могут чувствовать, когда кто-то украдкой за ними наблюдает, но не верил, что это на самом деле возможно. Сейчас же у меня не было сомнений: на меня кто-то смотрит. Я медленно обернулся к огороду и увидел его. Это грязное, худое, заросшее седой щетиной лицо я не спутал бы ни с каким иным. Я узнал бы его даже из миллиона похожих. Из чёрных, впалых глазниц на меня смотрели самые страшные из всех возможных глаза. Мои глаза!

Глава 43. Седой