Омут

Юлька пожала плечами и промолчала.

– А ты знаешь что такое «люблю»?

– Да, – дочь стала серьезной и снова утвердительно закивала. На этот раз часто.

– А меня любишь?

Она испуганно посмотрела мне в глаза и отрицательно закачала головкой.

– Нет! Не люблю! Честно-пречестно!

– А я тебя очень люблю. Больше всех на свете, – тихо сказал я и поцеловал ее в маленький носик.

Юлька крепко сжала мою шею и прижалась к небритой щеке. Теперь даже колючки ее не пугали.

– Папа, – прошептала она, – Только ты маме не говори. Мама говорила, что это плохо.

– Я знаю, золотко. Знаю, – шептал я, и чувствовал, как из глаз катятся крупные, горячие капли, – Мы никому ничего не скажем. Это будет наш секрет. Хорошо?

Она, не разжимая объятий, закивала.

– Папа, – шепнула Юлька.

– М-м-м?

– Ты хороший. Я тебя тоже люблю. Сильно-сильно! – она немного отстранилась, а затем поцеловала меня в нос, так же, как я ее, и снова обняла. Ее кудряшки щекотали лицо. От этого нос невыносимо чесался, но это был момент настоящего счастья.

– Я знаю, – борясь с огромным комком в горле, выдавил я, и понес дочурку к выходу.

Маша пришла домой под вечер, но не сказала ни слова. Даже не поинтересовалась, почему это я дома, а не в больнице, и почему забрал Юльку из сада, не предупредив ее об этом. Видимо, дулась за скандал, который я учинил ей в палате. Но так было даже лучше. Мы с дочерью делали вид, что сегодня в саду не было того самого разговора, и не было никаких секретов. Лишь изредка малышка тайком улыбалась мне, и смущенно прятала взгляд, когда я подмигивал ей в ответ.

Жена приготовила ужин, накормила Юльку и ушла в ванную, чтобы принять вечерний душ. Я уложил дочурку в кровать, прилег с ней рядом и предложил рассказать сказку на ночь. Она в очередной раз удивилась, но от такого очевидного удовольствия отказываться не стала.

Сказка была о гадком утенке. Юлька слушала с открытым ртом, а когда рассказ дошел до того места, где маленького, но некрасивого птенца выгнали с птичьего двора, расплакалась. В этот момент из ванной вышла Маша. Она услышала всхлипывания и вошла в детскую.

– Что происходит?

– Ничего. Просто сказка жалостливая попалась. Надо было, наверное, что-нибудь попроще выбрать. Про курочку Рябу какую-нибудь или про репку. Хочешь, про репку расскажу? – обратился я к дочери.

Юлька всхлипнула и кивнула.

– Бред какой-то… – буркнула Маша и, видимо, потеряв всякий интерес к происходящему, удалилась в другую комнату.

– Посадил дед репку. Выросла репка большая-пребольшая! – начал, было, я, но Юлька перебила.

– А гадкий утенок домой вернется?

Я провел ладонью по кудряшкам.

– Нет, солнышко…

Тут ее нижняя губка опять искривилась. Она готова была расплакаться, и я поспешил ее заверить, что утенок, а точнее лебедёнок, вырос, стал большим и красивым, и улетел вместе с другими лебедями в теплые края.

– А те, кто его обижал, смотрели на небо и говорили: «Какие красивые и сильные птицы! Как же им повезло, что они умеют летать!» А гадкий утенок помахал им крылом и… пукнул на прощанье!

Юлька расхохоталась, мигом забыв о том, что еще минуту назад готова была расплакаться.

Под репку малышка уснула. Ее глазки закрылись еще до того, как мускулистая мышка Валера, по просьбе кошки Людмилы Константиновны, скооперировалась с прочей живностью для достижения общеколлективного результата.

Я смотрел на нее и размышлял над тем, что же происходит с людьми в этом странном мире? Почему из таких сердобольных, искренне любящих малышей вырастают бездушные, корыстные, расчетливые манекены? Что делает их такими? И как обезопасить этот маленький, сопящий комочек радости от той чудовищной участи, которая со временем постигает всех без исключения взрослых?

А еще в уставшей голове возник новый вопрос. Пугающий, очевидный. И удивлял этот вопрос не меньше, чем пугал. Точнее, удивляло то, что я до сих пор не задумывался над ним.

Если я нахожусь в мире, в котором есть Маша и Юлька… если в этом мире есть Гена и сосед Егор Семенович… если здесь есть мои коллеги по работе, воспитатели в детском саду… Да чего уж там – здесь есть все! А где же тогда я? Точнее, не я, а тот самый двойник, который, по логике, должен быть мною в этом мире. Где бездушный, пустой отец Юльки и муж Маши? Почему я живу в его квартире, в его семье, пользуюсь его одеждой и деньгами? Да я даже с его работы уволился! Дочка искренне удивлялась моему поведению сегодня, а значит, до сих пор отец себя с ней так не вел. Значит, папа был не менее бездушным и холодным, чем мама. То есть, он был! Так, где же он теперь?