Омут

На этот вопрос, как и на множество других, ответа не было. В тот вечер я больше всего боялся, что этот человек рано или поздно объявится. Объявится и помешает. Сломает, разрушит то, что я вознамерился построить. А я в тот вечер, ни много, ни мало, решил совершить нечто воистину невозможное. То, что на моем месте обязан был сделать любой отец из моего мира. То, для чего любой хороший отец готов был бы пожертвовать собственной жизнью. И пусть это звучит пафосно, громко и излишне самонадеянно, но я решил сохранить в дочери то бесценное, что она пока еще имела, но скоро могла потерять – человеческую душу.

Глава 16. Рекламная пауза

Утром позвонил Лёха. Я помнил этот звонок по прошлой жизни. Даже интонация его голоса была той же. Он, как всегда бодро, отрапортовал о своих скромных успехах на кладоискательском поприще и поинтересовался, как я съездил на разведку в прошлые выходные?

Понадобилось не меньше минуты, чтобы сообразить, о чем он спрашивает, а когда это сделать удалось, кое-какие ответы сами собой начали всплывать на поверхность и проливать свет на некоторые детали. Только теперь до меня допёрло, где находился мой двойник в тот воскресный день, когда я выкашливал из легких гнилую болотную воду на пшеничном поле! Он бродил вдоль той заболоченной балки в поисках битой керамики, которая служила подтверждением, что столетия назад там стоял небольшой хутор. Двойник проводил разведку, чтобы вернуться туда в августе, вооружившись металлоискателем, с женой и кумом. Я был в этом уверен хотя бы потому, что сам поступил именно так.

В то жаркое июльское воскресенье я еще до рассвета выехал на рыбалку. На реку, где впоследствии, спустя месяц, купались Маша с Филом. Такое отдаленное от города место было выбрано не случайно. В округе находилось несколько интересных для поисков полей, на которых давно следовало провести разведку. Собственно говоря, и рыбалка-то была делом второстепенным. Поисковый сезон, который открывался сразу после уборки урожая с полей, был уже совсем близко, а все перспективные места, имеющиеся в нашем с Лехой арсенале, к тому времени были выбиты под корень. Срочно требовались новые. Вот я и решил совместить рыбалку с разведкой.

Как только утренний клев прекратился, а полуденное солнце начало нешуточно грозить тепловым ударом, я собрал удочки, окунулся в прохладной реке и отправился вверх по крутому склону к той самой проклятой балке, которая, в последствии, навсегда изменит мою жизнь.

Керамики там оказалось в достатке. Даже полевая дорога, размытая в дождливую июньскую пору, изобиловала остатками битой глиняной посуды, возраст которых был никак не меньше трехсот лет. Это было именно то, что нужно! Хотел даже на радостях отзвониться куму, но передумал, вовремя вспомнив, что он в это время должен был отдыхать после суточной смены.

Достал из рюкзака карту и нанес на нее новую отметку, обозначая перспективное место, а после – отправился по той же дороге обратно к станции пригородной электрички и уже к вечеру был дома.

Так почему же мой двойник не вернулся, как я в тот день? Что у него пошло не так? Или, все же, вернулся? Вдруг он просто увидел меня, входящего в дом или бредущего по полю, и, решив, что сходит с ума, держится на расстоянии? Вряд ли… По крайней мере, я бы точно так не поступил. А он, пусть и несколько укороченная версия, но все же – я!

– Алло! Николай, ты меня слышишь? – настойчиво добивался внимания Леха, пока я рылся в памяти, – Алло! Давай перезвоню, а то тебя не слышно.

– Нет-нет, Лёха, извини. Просто отвлекся. Да, поле хорошее, – сказал я, не подумав, но вовремя осекся, – Только…

– Что «только»?

– В-общем, нет там керамики, кум. Надо другое место искать. Думаю, в том направлении даже ездить не стоит – выбито все давно. В следующий раз северную часть области разведаем. Туда, почему-то, вообще мало кто заглядывает.

– Конечно, мало кто! – негодующе воскликнул кум, – Туда не то, что ехать – ходить опасно! Дорогу не ремонтировали лет пять! Тебе-то просто говорить, а машину мне чинить придется! Должна там керамика быть, говорю тебе! Смотреть надо было лучше, разведчик, мля… Придется самому ехать. Вот правду, все-таки, люди говорят: хочешь сделать хорошо – делай сам.

Было слышно, как Лёха сплюнул от досады. Никогда раньше он не позволял себе общения со мной в неуважительном тоне. Да еще так эмоционально! Этот же человек, видимо, считал подобные высказывания вполне уместными. Сразу отпала всякая охота продолжать диалог. Жизнерадостный оптимист Лёха оказался таким же пустым подобием человека, как и все взрослые жители этой планеты. А если даже он оказался бездушным, то чего ждать от остальных? Во мне поселилась твердая уверенность, что душу здесь имеют только дети. Но я ошибался.