Омут клевера

Альберт снова потянулся, заставляя себя, наконец, встать и идти домой. Он взял в руки дневник Полины Штейман и ещё раз пролистал его. Интересная она, всё-таки девушка… Сегодня она была у него — по делу Боркка. Упругая стружка завитых волос гранатового цвета, зелёные ведьмины глаза, губы каким-то надменным бантиком, манящая своей женственностью линия бёдер — её образ яркими слайдами врезался в память, привнося при этом некое чувство беспокойства. Медсестра… А халатик-то белый наверняка ей к лицу. Мда… Альберт догрыз шоколад и вышел из кабинета, прихватив её дневник.

Уже дома он снова смотрел на него, листал страницы и думал. Полина… Полина… Стерва она. Но красивая. И не дура. Не может быть, чтобы похотливый старикан Филипп был убит её хладнокровной рукой. Альберт за годы работы насмотрелся всякого, но практически никогда не ошибался в своих ощущениях.

Он взял телефон и поборов вялое минутное сопротивление, усыпленное стаканом холодного пива, набрал её номер.

— Добрый вечер, месье Легран, — Полина ответила, сделав ударение на слове «месье». Её голос был спокоен и вежлив.

Альберт извинился за поздний звонок и задал несколько уточняющих вопросов по работе. Полина отвечала с небольшими паузами на раздумье, но без нервозности. Но с каждым её словом Альберту всё больше казалось, что она наверняка улыбается сейчас во все тридцать два… Быстро свернув разговор и попрощавшись, он выключил телефон и плюхнулся на диван, где и заснул, недодумав какую-то нужную мысль.

***

— Любовь нельзя убить ожиданием! Ожидание, надежды, планы можно убить — временем. Убить любовь временем нельзя! Если она есть, то есть. Всегда! Не бывает такого — любил, разлюбил. Значит, это просто была не любовь, а неоправданные ожидания, иллюзия с неудовлетворенными претензиями. А настоящая, истинная любовь — вечна!

Альберт проводил свой первый за две недели выходной в пабе, слушая спившегося художника Бернара, который как всегда на очередном своем алкогольном вираже начинал философские беседы о высоком. Бернар, этот мятежный сын Франции, раскатывал свой «р» так, что даже у французов начинался нервный тик, похлопывал его по плечу и продолжал вещать:

— Никогда не предавай любовь, сынок! Ты можешь предать человека, можешь вычеркнуть его из своей жизни, расстаться с ним, но не убивай свои чувства. Предательство в отношениях — это всего лишь невыполнение чьих-то ожиданий. Мы не обязаны служить кому-то вечно. Рано или поздно наши интересы могут разойтись даже с тем, кого мы любим. И мы пойдем своим путём.

Альберт рискнул прервать этот поток умных мыслей, удивлённо спросив:

— Вы оправдываете предательство?

Бернард потрусил грязной седой гривой и пожал сутулыми плечами:

— Всё относительно, сынок. Храни любовь, береги, спрячь её в самый темный угол, но не убивай. И не предавай её. Наступит тот день, когда она спасет тебя. Однажды это обязательно произойдет. Она пробьётся, как нежный росток через толщу асфальта…

— То есть я должен продолжать любить свою бывшую жену, которая похерила десять лет моей жизни? Я должен хранить любовь к ней на тот случай, если она вздумает вернуться и принять её с распростёртыми объятиями?

— А с чего ты взял, что ты её любил? И что она любила тебя? Я говорю об истинной любви, которую далеко не каждому суждено испытать, не каждому дано попробовать испить даже росы от неё, не говоря уже о том, чтобы всецело ею наполниться… А то, что было между вами — это шаблоны социума. Ты казался ей перспективным, она тебе — полезной. И вы оба ошиблись…

— Демагогия!

— Когда-нибудь ты поймешь меня мой мальчик!

— Мальчик… Мне уже четвертый десяток, — Альберт смотрел в сторону и недовольно щурился, видимо приняв слишком близко к сердцу этот пьяный бред.

Или не бред?..

Он повернулся, чтобы что-то ответить своему нетрезвому собеседнику, но тот исчез. Альберт удивлённо пошарил глазами по столикам, но Бернара нигде не было. Зато он увидел того, кого он меньше всего ожидал здесь увидеть — перед ним стояла Полина, которая старалась сдерживать улыбку, которая всё-таки появилась вместе с приветствием.

— Вы говорили по-французски, и я не поняла ни слова, но я уверена, вы говорили о чем-то прекрасном!

— А где Бернар? — Альберт ещё раз огляделся, поправляя волосы и смущаясь своего несколько помятого вида. — Да, мы говорили… о разном… Как вас сюда занесло?

— Хочу разбить свою грусть о гитарные рифы, — отшутилась Полина и присела рядом, у барной стойки.

От нее шла волна тепла с запахом хмеля, парфюма и вспотевшего чистого женского тела, разгоряченного принятыми напитками душным вечером.

Альберт немного подзавис, но быстро собрался:

— Вам это удалось?

— Разбить грусть? О, да! Этот парень на сцене — поёт как бог… Но музыкой можно сказать гораздо больше, чем словами… И… Да, безусловно, я получила то, за чем пришла.

Альберт невольно остановил свой взгляд на ее ножке, которая как метроном покачивалась туда-сюда в серебристой туфле на тонкой шпильке.

— Полина… Если вы не против, я провожу вас. Уже поздно, а район здесь не спокойный, можете мне поверить.

Полина томно улыбнулась.