Омут памяти

«Я обращаюсь к Вам по поводу систематических клеветнических выпадов против меня и умышленного извращения фактов моей деятельности…

…В ряде мемуаров, в журналах, в различных выступлениях высказывались и высказываются всякие небылицы, опорочивающие мою деятельность как в годы Великой Отечественной войны, а также в послевоенный период. Какие только ярлыки не приклеивали мне начиная с конца 1957 г. и по сей день:

— и что я новоявленный Наполеон, державший бонапартистский курс;

— у меня нарастали тенденции к неограниченной власти в армии и стране;

— мною воспрещена в армии какая бы то ни было партийная критика в поведении и в работе коммунистов-начальников всех степеней;

— и что я авантюрист, унтер-пришибеев, ревизионист и тому подобное.

…В 1937 — 38 годах меня пытались ошельмовать и приклеить ярлык врага народа. И, как мне было известно, особенно в этом отношении старались бывший член Военного Совета Белорусского военного округа Ф. И. Голиков (ныне маршал) и нач. ПУРККА Мехлис, проводивший чистку командно-политического состава Белорусского ВО.

В 1946 году под руководством Абакумова и Берии на меня было сфабриковано клеветническое дело. Тогда меня обвинили в нелояльном отношении к Сталину. Берия и Абакумов шли дальше и пугачи Сталина наличием у Жукова бонапартистских тенденций и что я очень опасный для него человек.

…Как Вам известно, после смерти Сталина и расстрела Берии постановление ЦК о нелояльном моем отношении к Сталину и прочих сфабрикованных обвинениях Президиумом ЦК было отменено. Но вот сейчас на меня вновь клеветники наговаривают всякие небылицы…»

Ответа Жуков не получил.

Начало страдного пути Жукова положил Сталин. Затем последовал кошмар хрущевского судилища. Новую чашу испытаний он допивал уже при Брежневе, когда разыгралась долгая эпопея с опубликованием его мемуаров. В силу своих должностных обязанностей я оказался участником всей этой неприглядной истории.

Приближалась 20-я годовщина Победы над гитлеризмом. Председатель правления АПН Борис Бурков направил в ЦК письмо с предложением опубликовать в Советском Союзе и за рубежом статьи видных военачальников, включая статью Жукова. Вопрос обсуждался на Президиуме ЦК. Буркову сказали, что печатать статьи Жукова и о Жукове преждевременно.

В марте 1965 года маршал обращается в ЦК с новым письмом, в очередной раз описывает все, что он пережил за семь с половиной лет после октябрьского пленума ЦК 1957 года. Просит отменить решение, навязанное, как пишет Жуков, Хрущевым.

И на сей раз Жуков не получил ответа.

Мне известно, что в это время Жуков особенно активно работал над мемуарами. В ноябре 1966 года он вновь обращается в ЦК — к Брежневу и Косыгину. Пишет, что его угнетает продолжающаяся дискриминация, а также о том, что поскольку 2 декабря у него юбилей, он просит накануне своего 70-летия и в дни 25-летия разгрома немецких войск под Москвой еще раз рассмотреть вопрос о справедливом к нему отношении.

И снова стена молчания.