Омуты и отмели

– Я Марина Сергеевна Злотникова. Поставьте, пожалуйста, чашку на стол. Нет, допейте сначала. И на самый край. Спасибо.

Чашка взорвалась и рассыпалась осколками.

– Ну вот, сразу легче стало. Я ведьма. Экстрасенс, если вам так понятнее. Ну, например: у вас вырезан аппендицит и вы хуже слышите левым ухом. Еще могу рассказать все о вашей сексуальной жизни, начиная с потери невинности в пятнадцать лет и до вашей последней любовницы, которую зовут Валечка. А вот и кофе, очень кстати!

Вошла секретарша с подносиком – чашка кофе и тарелочка с печеньем.

– Спасибо, Валечка! Вы не могли бы найти для меня еще комплект одежды? Халат или что-нибудь с брюками?

– Конечно, Марина Сергеевна! – И Валечка упорхнула.

Марина пила кофе, Виталий Петрович еще какое-то время недоуменно таращился на нее, потом откашлялся и наконец выдавил:

– Э-э-э-э…

– Да не волнуйтесь вы так. Ваша жена ничего не узнает, мне, в общем-то, наплевать. Меня волнует только мой муж. Конечно, мы поможем вам по мере сил и деньгами, и оборудованием. И я, чем могу. А я умею не только чашки бить.

Вошла Валечка и, мило улыбнувшись, положила на стул целлофановую упаковку с бледно-зеленым медицинским комплектом: брюки, блуза и шапочка, а на пол поставила белые шлепанцы.

– Вот.

– Спасибо, деточка. Потом покажете, где можно принять душ, хорошо? Ну что, Виталий Петрович, мы с вами договорились?

Леший очнулся и не сразу понял, где он, потом сообразил, что в больнице. Он лежал как-то очень высоко, с толстым катетером в вене, к которому был прикреплен пластиковый резервуар с воткнутыми иглами от капельниц и шприцев. Марина сидела рядом и держала Лешего за руку, посматривая время от времени на монитор в головах кровати, на котором чередовались зеленые цифры и волны.

– Как ты себя чувствуешь, милый?

– Странно. Инфаркт, что ли?

– Ну да. Тебе провели тромболизинг, но не очень помогло. Нужна операция. Все обойдется, я с тобой. Все будет хорошо!

Марина не стала ему говорить, что нужна не просто операция, но и неимоверно дорогущие стенты. Она позвонила Анатолию, тот крякнул:

– Ничего себе! Да, дешевле быть здоровым, точно!

– Толь, ты сможешь оплатить? Мы потом…

– Марин, не вопрос. И ни о каких «потом» я слышать не хочу, поняла? Я просто подумал, а как же те люди, у которых таких деньжищ нет? Им что – помирать?

– Да есть какая-то квота, но мы же не местные! В Москве ему бы, наверное, и бесплатно сделали бы, не знаю. Но до Москвы мы не доедем.

– Понятно.

Анатолий приехал на следующий день, привез документы, деньги и Мусю, жалобно глядевшую на мать.

– Толя, зачем ты ее-то взял?

– Мамочка, можно я с тобой буду? Я хочу помогать.

– Марин, да пусть поможет. А то только переживает зря. Я ей номер снял в гостинице, а днем будет приходить, ничего. Она справится.

– Справится, – Марина была настроена сурово. – Муся, если ты собираешься сидеть тут и слезы лить, лучше уезжай. А нет – так будешь все делать, что скажу.

– Я буду! Все-все! Можно мне к папе?

– Иди, только не смей реветь! Не волнуй отца. Я сейчас приду.

– Ну что, вроде бы все? – сказал, поднимаясь, Анатолий. – Я распоряжусь, деньги сегодня же перечислят. Так, это я сказал, об этом предупредил…

– Ты сейчас куда? В деревню?

– В гостиницу. Завтра поеду. Передохну, да и звонков еще много. Я думаю всех под Кострому переправить. Хорошо, хоть тот дом не успел продать. Семеныч с Илларией, конечно, не поедут, да и Марфа – куда ее! А наши пусть в себя приходят. Потом в Москву смотаюсь, привезу работяг каких-нибудь в помощь. Дорогу надо разгрести в первую очередь, а то далеко в объезд.

– А как ты сейчас ехал?

– Через реку. Там подальше брод есть и берег пониже, но все равно машину лебедкой вытягивали. Марин, ты поговори с Муськой, а то совсем девка извелась. У нее такая истерика была, успокоить не могли: «Я виновата, папа из-за меня чуть не умер!» Я уж раскаялся – слишком жестко тогда ее воспитывал, помягче надо было.

– Да, я «вижу». Поговорю. Как все-то?

– Нормально. Переживают, конечно.

– Скажи: Лёшка поправится, все будет хорошо. А Кира – ничего? Я ей так благодарна!

– Да ничего. Так, кое-что. Все под контролем, не беспокойся.

– А то пусть приедет, я помогу. Только чуть попозже, ладно? После операции.

– Посмотрим. Ну что, пошел я? Давай, будем на связи! Держись тут! – Анатолий обнял ее и поцеловал в висок, а Марина вдруг приподнялась на цыпочки и заглянула ему в лицо:

– Толя, спасибо тебе. Спасибо, милый. За все. Если бы не ты! – И сама его поцеловала в губы, да так, как до сих пор только мужа целовала. И ушла, мгновенно выбросив из головы этот поцелуй, а Толя долго смотрел ей вслед: «Дождался наконец! Эх, раньше бы полжизни отдал, а сейчас… Но чертовски приятно, что скрывать».

Хотя Виталий Петрович во всем шел Марине навстречу, присутствовать при операции он поначалу ей категорически запретил:

– Зачем это вам?

– Затем, что я должна знать, что и как будет делаться. Мне надо понимать! Чтобы и дальше держать его сердце под контролем. И потом – если что пойдет не так, я сразу замечу, раньше ваших приборов, и скажу. Хотите, пройду с вами по палатам? Вы увидите, что я могу.