Омытые кровью

Целый год по приказу начальника ОГПУ с этим отрядом я мчался туда, где вспыхивали бунты против советской власти. Мы усмиряли, уговаривали, давили. Такое продолжение Гражданской войны. Очень тяжёлая работа – воевать против одурманенного народа. Но без этого государство не удержать. Без этого анархия поглотит страну, и вернутся хозяева и хозяйчики, чтобы мстить и владеть всем.

При воспоминаниях об этом почему-то прежде всего в ушах стоит какофония. Стук колес поезда, рев самолетных двигателей. Гул толпы и вопли провокаторов. Щелчки одиночных выстрелов и барабанная дробь «максима».

В Якутии с боем мы входили в Западно-Кангаласский улус, занятый вооруженными мятежниками Ксенофонтова. Бунтовщики, не отказываясь от идей социализма, ставили своей целью отделение этих снежных краев от Советской России. Сдюжили мы с ними, хоть и с трудом. Лидера арестовали вместе с приближенными, а потом и шлепнули. Повстанцев рассеяли, однако шум там стоит до сих пор.

Дагестанские аулы, где процветало байство, кровная месть. Казахские волнения. Томская область. Да мало ли где мы бились с мятежниками. А я ведь хорошо помнил еще Тамбовское восстание 1921 года. Эмигрантская пресса очень любит писать о зверствах большевиков, давивших тогда справного русского мужика. А я сам видел истерзанные тела коммунистов, милиционеров. Озверевшие антоновцы вырезали им на груди и спине звёзды, отрезали уши, вспарывали животы. Раскаляли докрасна проволоку и протягивали её в ноздри, уши и рот, затем отрезали части тела и изуродованный труп привязывали к хвосту лошади, таскали по селу. Бунт – это страшно. Особенно русский бунт.

И вот все возвращается на круги своя. Опять я мчусь в кузове грузовика вместе с нашими сотрудниками и милиционерами усмирять анархичную народную стихию.

Случай был на редкость идиотский. Но так уж получается в жизни, что порой самые мелкие и глупые предпосылки влекут самые разрушительные последствия.

В Нижних Промыслах парторганизация решила идти в ногу со временем и установить антенну для радио. При этом не только население не уведомили об этих планах, но даже и сельсовет не поставили в известность. И полезли народные умельцы монтировать антенну средь бела дня, да не куда-то, а на самую высокую точку – на колокольню действующей церкви. И не когда-то, а во время богослужения. В результате собравшаяся толпа отпинала радиолюбителей, затеявших «бесовство в божием храме». Потом досталось и подвернувшимся под руку работникам по хлебозаготовкам – те по сознательности своей пытались уговорить толпу не бузить и еле спаслись от самосуда.

До села от города недалеко. Поэтому мы прибыли, когда сход был в самом разгаре. Толпа осадила сельсовет. Ее едва сдерживали два милиционера в форме. При этом у одного набухал на лице синяк, у другого куда-то затерялась фуражка и был напрочь оторван рукав белой форменной гимнастерки. Но парни держались стойко и не давали толпе ворваться в здание сельсовета.

«Человек сто пятьдесят», – уверенно оценил я численность собравшихся. Как и в большинстве волнений на религиозной почве, тут больше женщин, в темных платках и длинных юбках, злых, решительных и страшно скандальных. Но было много и праздношатающейся шпаны. Это такая местная достопримечательность – шантрапа, которая называла себя «промысловскими» и долго держала в страхе и округу, и даже Углеградск. Распоясались они при попустительстве местных властей. Нашей организации пришлось подключаться, потому что влияние на хулиганов приобрели кулацкие элементы. Распустившиеся негодяи ворвались в избу-читальню, сорвали манифест ЦИК и изорвали на клочки портрет Ленина. На демонстрации пьяный болван отобрал красное знамя у колхозника и истоптал его. Комсомольцев тут били постоянно, доставалось и пионерам. Проредила милиция под руководством ГПУ стройные хулиганские ряды. Но эти запечные тараканы остались в достаточном числе, их так просто не выведешь. И сейчас они здесь, собрались в стайке, рожи глумливые и наглые, картузы и кепчонки на затылках, семечки лузгают, народ подзуживают. Весело им, они развлекаются, ржут как лошади. Ну ничего, посмотрим, кто будет смеяться последним.

Мы выпрыгнули из кузова машины – было нас аж десять человек. И начали целеустремлённо пробиваться через толпу. Кто-то попробовал уцепиться за мою гимнастерку, в следующий момент меня грубо толкнули. Но я пер ледоколом, обливаясь нервным холодным потом. У крыльца мы выстроились в цепочку, оттеснив бунтующих.

Толпа – это такой страшный и непредсказуемый зверь. Агрессивный, способный вмиг дойти до кровавого безумства, легкомысленный и тупой, вместе с тем пугливый. С толпой нужно уметь обращаться, иначе она пережует тебя и выплюнет. Нужно знать грань между потаканием ей и обузданием.

Надо было обуздывать. Дело не простое. И я сомневался в способностях Первака сотворить такое.

Но он достаточно уверенно выступил вперед. Поднял руку, так что на миг крики стихли. И воскликнул:

– Ну что, православные! Заповеди христианские нарушаем?

– Это какие такие заповеди?! – послышался истошный мужской голос.