Он бы не успел

Спрыгивая вниз, Андрей оказался лицом к забору и за краткий миг своего падения с поразительной четкостью разглядел застывшую, будто на фотографии сцену: Антон, держась двумя руками за боковины лестницы, валится назад, прямо на набегающего охранника; второй преследователь с проступившим на лице выражением досады еще тянет одну руку вверх в бесплодной надежде ухватить ускользнувшую жертву, но другой уже хватает Тоху за капюшон дождевика. А на заднем плане яркой помпезной декорацией красуется в свете фонарей двадцать четвертый павильон, из разбитого окна которого уже вовсю валит подсвеченный тугими струями пламени ядовито-черный дым.

Он приземлился на мягкий слой листвы, повалился вбок, вскочил и, не оглядываясь больше, помчался через окружающий Ярмарку сквер. Быстро удаляясь, он еще расслышал доносящиеся из-за забора слова: «Этому наручники и в дежурку. На Лужу «набат» передай, сообщи пацанам, может, с ментами словят второго. Потом уже пожарных вызовешь».

Он бежал через сквер, потом карабкался на высокую насыпь дороги, на которой, к счастью, не оказалось товарняка, потом кубарем скатывался с нее. Не привычный к таким нагрузкам, он задыхался и хрипел, но животный страх гнал вперед, не давая сбавить темп. Он пересек ярко освещенную, но совершенно пустынную дорогу и, наконец, увидел впереди старые дома плотной жилой застройки. Там – дворы, подъезды, кусты, детские площадки и припаркованные машины. Там есть, где спрятаться, там – спасение.

И все время своего панического бегства он одними губами, сам себя не слыша, как мантру, как спасительную молитву, твердил одну фразу: «Он бы не успел. Он бы все равно не успел».

3

«Он бы не успел». В последующие несколько месяцев Андрей жил с этой спасительной мыслью, как щитом загораживаясь ей от жгучего чувства стыда, от необратимости совершенного, от невозможности повернуть время вспять. Только теперь, с безнадежным опозданием он осознал масштабы собственной глупости и тяжесть последствий, к которым она привела.

Андрей бежал из Москвы в ту же ночь. Он не стал возвращаться в Мичуринск, полагая, что если его будут искать, то дома – в первую очередь, а уехал к бабке, которая жила в глухой деревне в Смоленской области. Там он продержался лишь неполные три месяца, – вынужденное безделье только усиливало тревогу, страх перед возможными преследователями и беспокойство о судьбе Тохи. Он ничего не делал, ни с кем не общался, он даже ни разу не позвонил домой, боясь обнаружить себя. Наконец, совсем измучавшись неизвестностью и бездельем, Андрей решил, что лучше ужасный конец, чем ужас без конца, и, пересчитав в кошельке остатки денег, уехал в родной Мичуринск.

Здесь он тоже ничего не смог узнать о судьбе Тохи, здесь вообще никого до сих пор не обеспокоило долгое отсутствие вестей от двух друзей, уехавших когда-то искать счастья в столице. Осторожно расспросив родителей и соседей, Андрей понял, что, похоже, его самого здесь никто не разыскивал. Тем не менее, на следующий же день после прибытия он явился «сдаваться» в военкомат, где его приняли с распростертыми объятьями и «забрили» в рекордно короткие сроки. Счастливо избегнув встречи с Тохиными родителями, жившими через три дома, неуклюже наврав собственным родным о том, что с Антоном они рассорились, после чего друг уехал в неизвестном направлении, возможно подавшись на северные заработки, о которых давно говорил, Андрей ушел служить.

Шли месяцы, страх перед возможными преследователями постепенно притуплялся, и события той осенней ночи, отдаляясь по времени, выглядели уже не столь драматично, реже приходили во сне, становились все более размытыми, будто случились с кем-то другим. Андрей служил уже второй год, когда мать написала ему, что родители Антона инициировали объявление сына в федеральный розыск. Скучающий следователь в отделении снял с них показания, обещал информировать в случае появления новостей и с тех пор ни разу не объявился. Был человек, уехал в Москву на заработки и не вернулся – обычное дело. Прочитав письмо, Андрей сам удивился тому, насколько мало оно его взволновало.

Вернувшись из армии, Андрей предпринял пару осторожных попыток найти Антона, или хоть что-то узнать о его судьбе, но действовал робко, особой настойчивости не проявлял, и все закончилось ничем.

Потом он весьма успешно приучал себя не вспоминать о том позорном инциденте, чувства вины и стыда постепенно притуплялись, и в какой-то момент он вдруг понял, что почти не помнит лица своего некогда лучшего друга.

Однако жизнь показала, что не вспоминать – не значит забыть, и любое малозначительное событие, чьи-то слова, сказанные совсем по другому поводу, любая случайная ассоциация способны мгновенно воскресить в памяти все: и лестницу, тяжело отваливающуюся от забора, и Тоху, беспомощно падающего прямо в руки преследователя, и даже смрадную гарь пылающего павильона. Произошло все, как водится, в самый неподходящий момент…