Он между нами жил… Воспоминания о Сахарове

Меня, Марию Гавриловну, Леню Литинского, некоторых других друзей Сахаровых не арестовали, но открыто выступать мы не могли. Против Марии Гавриловны, по-видимому, было уже возбуждено уголовное дело, только ему пока не давали ход. Насколько все мы были «под колпаком» и как все в этом мире взаимосвязано, показывает следующий, в сущности, сюрреалистический эпизод — впрочем, не более странный, чем вся наша жизнь.

9 декабря (1982 г.) позвонила Мария Гавриловна и попросила повидаться. Встретились в метро. Она показала проект «информации» (конечно, теперь уже анонимной) о положении Сахарова — о том, что он лишен врачебной помощи, что Академия бездействует, что в этих условиях любой сердечный приступ может оказаться смертельным. В общем, беспокоились мы, старались сделать хоть какую-то волну. Мария Гавриловна просила меня посмотреть текст на предмет редактуры. Мы стояли в метро, держали листочки в руках. Она, правда, сказала, что за ней «хвост», но я ИХ не вижу. Обсудили и разошлись. Это было днем. Вечером участковый милиционер приносит мне повестку — просьба на следующий день в три часа прийти в опорный пункт милиции. Прихожу. Там меня ждет тот самый товарищ из Главной приемной, который весной 1982 года с нами всеми беседовал. «Борис Львович, у нас есть данные, что вы начали забывать то условие, которое мы вам поставили полгода назад, — не заниматься антисоветской деятельностью». Я изобразил недоумение, хотя ясно было, что гора пришла к Магомету (опорный пункт рядом с моим домом) из-за вчерашней встречи в метро с Марией Гавриловной. По поводу моей июньской жалобы Брежневу сотрудник сказал: «Ваша жена нас неправильно поняла. Помогайте жене, вы понимаете кого, носите сумки, общайтесь с ним самим по науке. Но разное бывает общение и не надо вместе делать „бомбочек“». Он подчеркнул, что это метафора, и повторил предупреждение «не заниматься», «не подписывать», «не вынуждайте нас» и т. п. Это, конечно, была профилактика — ведь они же не знали, что я не собирался ту бумажку подписывать. Через несколько лет, когда я рассказал эту историю Андрею Дмитриевичу, он сказал: «Забота о человеке». Вот что значила для меня тогда помощь зарубежных коллег. Не хотели органы меня трогать, не нужен им был международный скандал. Но и бездействовать в случае моего «плохого поведения» они, по-видимому, тоже не могли. Служба есть служба. И боевую задачу — чтобы все было тихо — надо было выполнять. Одним словом, у всех свои трудности. Получилось так, что как раз в те полтора часа, что я провел в милиции, позвонил из Израиля Дима Рогинский. Не боясь повториться, скажу снова, что невозможно переоценить значение этого внимания и этих звонков.

3–5. «Лизина» голодовка

Перенесемся годом раньше. С 22 ноября по 8 декабря 1981 года Андрей Дмитриевич и Елена Георгиевна проводили голодовку, в результате которой КГБ понесло принципиально важное поражение в вопросе с выездом в США Лизы Алексеевой. Здесь нет возможности описывать те события подробно[15], хотя каждый из тех трагических дней до сих пор перед глазами. Отмечу лишь два момента: