Он между нами жил… Воспоминания о Сахарове

По всей вероятности, самой абсурдной была моя «встреча» с Андреем Сахаровым во время одного из допросов в Рузиньской тюрьме, летом 1972 г. Старший лейтенант Дробный, следователь, допрашивал меня о преступной «деятельности» журналиста Карла Кынцла. Я записывал как вопросы следователя, так и мои ответы, и поэтому могу дословно воспроизвести протокол допроса:

Дробный: — Вы переписываетесь с Сахаровым? Или же у вас есть с ним другие контакты?

Яноух: — Какое это имеет отношение к «преступной деятельности» Карла Кынцла?

Дробный: — Я вам сейчас объясню. Не подговаривал ли вас Кынцла, чтобы вы написали Сахарову о положении у нас?

Яноух: — Я переписываюсь с Сахаровым по личной инициативе. В последнее время мы занимаемся одними и теми же вещами.

Дробный: — Это мы видим.

Яноух: — Я имею в виду физику!

Дробный: — Мы же имеем в виду другие вещи…

* * *

Компания против Андрея Сахарова, начавшаяся в августе 1973 г., усиливалась в советской печати со дня на день. В некоторых газетах для нападок на Сахарова была даже выделена постоянная рубрика. Я стал опять покупать советские газеты, из которых вырезал статьи о Сахарове. При покупке этих газет меня сопровождали полные отвращения взгляды продавцов. Одна знакомая продавщица не выдержала и полным упрека голосом сказала: «А я-то думала, что вы нормальный, приличный человек…»

Позже, когда я покидал страну, мою коллекцию газетных статей о Сахарове конфисковал чехословацкий таможенник. Это была, наверняка, первая конфискация вырезок из советской печати в Восточной Европе.

К нападкам на Андрея Сахарова несколько несмело присоединилась и чехословацкая пресса. Меня охватило возмущение: это нельзя оставить без ответы! Но как ответить?

Так возникло мое письмо об Андрее Сахарове и об открытом мире. В тот вечер, когда я дописал письмо, я отправился на Главный почтамт, где есть телекс. Согласно чехословацким законам на материалы, пересылаемые по телексу, также распространяется тайна переписки. Но телекс, в отличие от письма, нельзя ни украсть, ни цензурировать.

Я набрал номер лондонской газеты «Таймс» и сам отстукал на телексе письмо. Это обошлось мне в 140 крон. Я до сегодняшнего дня не знаю, кто был более удивлен: «Таймс» или же пражская полиция… Когда последняя узнала, как мое письмо попало в «Таймс», то начала следить и за телексом. Через несколько дней письмо это было напечатано в «Таймс»: