— Настоящие сведения о прошлом вашего любовника, водителя вашего мужа Пьера Луи Леже, пилота «Формулы-1», который за несколько лет до вашего с ним знакомства убил свою любовницу точно таким же способом, каким два года назад отправился на тот свет ваш супруг!
Дрозд бросил на стол пачку газет:
— Не говорите, что не читали статью в «Ле Монд».
У Любы задрожали ноги. Умом она приказывала себе успокоиться, и что странно: в голове она не ощущала ни страха, ни сумбура. Слова адвоката она выслушивала хладнокровно и даже могла думать… но тело содрогалось от страха, и она ничего не могла с собой поделать! Ничего!
— Только не говорите, что ничего не знаете.
По щекам Любови лились слезы. Она обеими руками сжимала колени, и от этого дрожь передалась всему телу.
— Неправда, — прошептала она, глядя на газеты, не в силах отвести от них взгляд.
— Вас собираются арестовать за убийство вашего мужа в связи со вновь открывшимися обстоятельствами. Вы по-прежнему ничего не хотите мне рассказать?
— Ничего. Я говорю правду! Я не убивала! — солеными губами прорыдала Любовь.
— Что ж!
Господин Дрозд поднялся со стула.
— Ничем больше не могу вам помочь. Когда я брал на себя обязательства вашего защитника, я выдвинул только одно условие: быть со мной максимально честной. О честности у вас своеобразное представление, но я на многое закрывал глаза. До сего дня. Ибо с этого часа можете считать себя свободной от любых финансовых и иных обязательств передо мной. Из уважения к вашим родителям даю вам последний совет, Любовь Сергеевна: потратьте оставшееся до ареста время на поиски хорошего адвоката по уголовным делам. Признайтесь ему хотя бы в частичной осведомленности о планах Леже убить вашего мужа. Всегда можно будет сослаться на то, что муж с вами плохо обращался. Опытный адвокат может что-то посоветовать. Если хотите, могу вам порекомендовать моего друга…
— Пошел ты к чертовой матери со своими советами!
Любовь сделала какое-то движение — то ли хотела удержать его, то ли дать адвокату оплеуху, но не смогла — руки опустились, силы ее покинули. Она, уже не сдерживаясь, разрыдалась. Дрозд постоял минутку, словно вспоминал, не забыл ли что-нибудь. Взял со стола папку с документами, спрятал в кейс:
— Всего хорошего.
Адвокат направился к двери.
— Вам меня не жаль! Вы не любите меня, я вам никогда не нравилась! — крикнула Любовь ему вслед.
Дрозд не ответил. На Любовь накатила волна яростного бешенства, душащей злобы. Она заорала, осыпая адвоката намеками на его мужскую и профессиональную несостоятельность. Затем упала на стул и снова зарыдала.
Она не знала, сколько просидела на стуле, боясь пошевелиться. Слезы высохли. Душа пересохла, как колодец. Казалось, все чувства вылились со слезами, не осталось ни страха, ни отчаяния, ни надежды. Одна пустота. Из состояния прострации ее вывела хозяйка, заглянувшая проведать, все ли в порядке. Люба ответила: «Да». Хозяйка привезла со станции пачку свежих газет. Люба сказала: «Оставьте, я потом почитаю». Хозяйка спросила: «Ваш гость так быстро уехал?» — «Он и не приезжал», — машинально ответила Люба. Хозяйка недоуменно посмотрела на нее: «А мне показалось, будто подъезжала машина. Я видела из окна моего дома машину». Люба ответила: «А-а, я и забыла. Это был не он, другой».
Затем она выпила залпом бокал вина, забрала с собой наверх бутылку, заперлась в спальне, села по-турецки на кровать и открыла ноутбук.
Ей не нужен адвокат! Кто сказал, что ей нужна помощь адвоката? Много он понимает, этот жирный Дрозд. Ей нужна помощь человека, который безоговорочно и безоглядно ей верит.
Все бросили, все предали, все отреклись. Один он не предавал ее никогда. Юрий Малышев. Вот кто нужен ей.
Срочно!
2
— Владимир Сергеевич, можно?
Генерал-майор разговаривал по телефону и сделал Гольцову жест: обожди.
Георгий извинился и закрыл дверь. Нетерпеливо помыкался перед кабинетом, прошелся вперед-назад по приемной.
— Что случилось? — подозрительно спросила Зиночка, изучив радостно-взволнованную физиономию Гольцова. — Хорошие новости?
Ко всяким новостям она относилась с опаской.
— Неплохие… Кстати!
Георгий поставил на стол перед Зиночкой зеленого деревянного попугая:
— Забыл отдать. Это тебе сувенир с Сен-Мартена. Ручная работа.
— Ой, какая прелесть.
— Тебе нравится?
— Честно? Нет. Но ценю как память.
Гольцов не прореагировал, и Зиночка встряхнула кудряшками:
— Так и знала, что не поймешь! Не о Сен-Мартене, дубина! Память о тебе.
— А чего — обо мне? — удивился Гольцов. — Обо мне вечную память справлять пока рано. Вроде.
— Ну и шутки, — обиделась Зиночка. — И твой попугай такой же наглый и самоуверенный.
На ее столе брякнул телефон.
— Иди, вызывает, — кивнула она на дверь шефа.
Полонский взглянул на сияющую физиономию Гольцова и сразу помрачнел:
— Что еще случилось?
— Вы не поверите! Кричевская разыскивает Малышева!
Брови Полонского поползли вверх.
— Как — разыскивает? Она что, не в курсе, что…
— В том-то и дело, оказывается, нет! Ничего о нем не знает! Читайте, вчера пришло на электронный ящик Юры.