Он не хотел предавать

…Не прошло и пяти часов, как они с Михальским распрощались после посадки в Шереметьеве, как Яцек позвонил на мобильный и попросил Гольцова немедленно приехать в «Кондор». Дело, мол, такое, что нужно видеть все своими глазами, никакие объяснения не помогут.

Георгий примчатся как на пожар. Торжествующий Михальский потащил его за собой наверх. С той ночи, когда они втроем с Мочаловым устроили у Яцека «совет в Филях», винчестер Малышева оставался подключенным к компьютеру Яцека. Вернувшись из Франции, Яцек не сразу, но залез забрать свою почту: попутно открылась и почта Малышева. Яцека удивило, что на адрес покойника пришло одно непрочитанное сообщение. Полюбопытствовал, открыл. А когда открыл…

— Минуту протирал глаза, потом рванул звонить тебе.

Любовь Кричевская писала Юре:

«Милый друг! Я помню нашу последнюю встречу и те слова, что вы сказали мне на прощание. Я знала и боялась, что вы станете ненавидеть меня за то, что сломали из-за меня свою жизнь. Простите. Мне необходимо многое вам объяснить. Приезжайте! Приезжайте! Наконец я по-настоящему распрощалась со своим прошлым, я свободна. Мы будем вместе, только вы и я.

Милый Юра! Если вы не приедете, это будет означать, что вы потеряны для меня навек, как несбывшаяся мечта. Это очень больно. Но даже если вы решите не приезжать, знайте: ваш светлый образ останется единственным прекрасным воспоминанием, которое у меня есть.

Я не в Париже и не хочу туда возвращаться. Я сама не знаю, что со мной и где я. Как лодка, которую несет по волнам, никаких ориентиров поблизости. Вы — мой далекий маяк, которого я не вижу, но знаю, что он где-то есть. Стоит на скале в бурном море и спасает таких непутевых мореходов, как я. Не волнуйтесь, я вас жду, и буду вас ждать, как и обещала. Но все же постарайтесь приехать скорее. Ваша Л. К.».

— Гадина! — не выдержал Георгий. — Смотри, как пишет: «вы… сломали из-за меня свою жизнь». Будто он сам сломал, никто его об этом не просил!

— Как ты думаешь, если бы Малышев получил это послание раньше. Он бы ответил?

— Думаю, да… Не знаю…

— Даже если бы ненавидел ее?

Георгий промолчал.

— И смотри, она ему не доверяет, — сказал Яцек. — Говорит «приезжай», а координаты не дает. Она не такая наивная.

— Это наглая, самоуверенная и очень хитрая дура.

Яцек рассмеялся.

— Заговорил как Мочалов, — сказал он, похлопав Гольцова по спине.

— Она где-то на море, — вслух подумал Георгий.

— Почему ты так решил?

— Ассоциации с морем. Лодка, маяк, мореход…

— Может, ее даже нет во Франции, — предположил Михальский. — Может, она из Лихтенштейна пишет?

Эта версия выглядела настолько вероятной, что не возникало желания даже обсуждать ее: зачем в самом начале игры портить настроение?

…Дочитав письмо Кричевской, генерал-майор снял очки, потер переносицу.

— Выкладывай свои мысли, — обратился он к Гольцову. — По глазам вижу, что уже чего-то напридумывал.

Стараясь казаться объективным и не выдавать нетерпеливую дрожь в голосе, Георгий сухо изложил свои доводы. Кричевская думает, что Малышев жив. Это первое. Кричевская предполагает, что Малышев захочет с ней встретиться, — это второе. Что из этого следует? Назначить Кричевской встречу от имени Малышева и взять ее — это третье. А чтобы не вышло, как в прошлый раз с адвокатом, подстраховаться, правда, он еще не придумал как. Это четвертое…

Полонский слушал внимательно.

— Невозможно установить, откуда писала? — спросил он.

— Бессмысленно. Могла отправить из любого Интернет-кафе. Но я думаю, что Кричевская еще во Франции.

— Почему?

— В прошлый раз ее арестовали в аэропорту. После встречи со мной в Бобиньи она в панике. Вряд ли захочет дважды наступить на одни грабли. Я думаю, она сидит в провинции и не высовывается. По-французски она говорит свободно, так что ее можно принять за свою.

— Ты же говорил, она наглая. Неужели не рискнет выехать из страны? Границ нет.

— Она ждет Малышева. На островах его ждать неудобно. Вдруг объявится во Франции — снова мотайся туда-сюда.

Полонский взъерошил волосы, сжал ладонями седые виски.

— Значит, думаешь, она во Франции?

— По крайней мере, в Европе точно.

Шеф о чем-то размышлял.

— Как вы думаете, Владимир Сергеевич, стоит ей ответить? От имени Малышева?

Казалось, шеф не расслышал вопроса. Постукивая ручкой о стол, он спросил:

— Гольцов, ты случайно в живописи импрессионистов не разбираешься? Не ходил в детстве в детскую художественную школу?

— Нет. Я на барабане играю. Вы же знаете.

— Точно, — вспомнил Полонский. — Но барабанов у нас нет, зато есть импрессионист. «Охотник с собакой». Выучишь наизусть экспертный отчет — и вперед.

Кашлянув, Георгий попросил генерал-майора изложить идею чуть подробнее.