Он не хотел предавать

— Не переживайте, вы тут для ширмы, — шепнул ей на ухо Гольцов. — Этот парень говорит по-русски лучше меня.

Эстонка неуверенно улыбнулась.

— Что такое «чирма»? — также шепотом переспросила она.

Леже нес полную околесицу о цели своего пребывания в России два года тому назад. Двухчасовой допрос довел Гольцова до белого каления, после чего подозреваемого увели на обед, состоящий из трех блюд и ананаса на десерт. Расстроенная студентка отправилась на велосипеде в свой отель.

— Не переживайте, вы тут ни при чем, — утешил ее как мог Георгий.

После оплаты двухместного гостиничного номера в недорогом бунгало на окраине Мариго — французской столицы острова, расходы на питание пришлось урезать до минимума. Впрочем, на рационе двух ковбоев из страны медведей и балалаек это никак не отразилось. В пляжных забегаловках, крытых порыжевшим от солнца пальмовым листом, кормили на убой креольскими блюдами на основе риса и разнообразных даров моря. После обеда можно было вдоволь выпить дешевого местного пива с острыми, пряными мидиями, от которых с непривычки слегка распухали губы.

Сменив деловой костюм на необременительные шорты и рубашку с короткими рукавами, Георгий понуро сидел в шезлонге на веранде пляжного бара. Компанию ему составлял Яцек, уже успевший побродить по рынку и ознакомиться с местными достопримечательностями.

— Это что?

— Это? — Яцек с любовью повертел ярко раскрашенную деревянную фигурку птицы. — Тукан. А тебе я купил попугая. Обрати внимание, ручная работа, они все разные.

— И что мне с ним делать?

— Гошка, ты человек без фантазии. Подаришь жене.

— Вы служили в Иностранном легионе? — вдруг с уважением в голосе обратился к Яцеку пожилой француз.

Он неторопливо прогуливался по пляжу. Георгий и Яцек разом повернулись в его сторону.

— Я заметил у вас татуировку, — объяснил француз.

— А… Было дело, — кивнул Михальский, косясь на свое предплечье, где красовалась фирменная эмблема легиона.

— Вы ведь не француз? Иностранец?

— Да.

— Я тоже когда-то приехал сюда в командировку на три дня. И вот уже пятнадцать лет моя командировка никак не закончится. Если захотите съездить на острова, мой катер к вашим услугам. Меня зовут Паскаль.

Француз взмахом руки попрощался с друзьями и расслабленной, неторопливой походкой пошел дальше.

Георгий посмотрел ему вслед.

— Натянуть бы ему задницу на самые уши, — мечтательно протянул Михальский.

— Ему? — удивился Георгий. — За что?

— Да не этому. Я про Лежнева.

Георгий улыбнулся. Ему в голову пришла неожиданная идея.

— Могу тебе это устроить. Если не побоишься запятнать свою репутацию.

— Как это?

— Что — как? Не знаешь, как пятнают репутацию?

— Гошка, не хами. Как ты мне устроишь свидание с нашим общим другом Петей?

— А вот врежу тебе сейчас по твоей лысой башке. А ты меня зашвырнешь вместе о этим креслицем прямо вон на ту терраску…

— Постой-постой… У них на островке одна тюряга?

— Громко сказано. Скромный ведомственный санаторий в Крыму. Настоящих буйных мало. Их просто сразу же депортируют с острова. И больше никогда не открывают визу.

— Это минус.

— Ага. Так что подумай.

— Подумал. Мне твоя рожа никогда не нравилась.

— Взаимно.

— Так чего мы ждем?

— Приступаем…

…Лежнев забылся тяжелым сном и тут же увидел погибшую на шоссе Ницца-Канн Селин Дюпон. Во сне он приник лицом к прутьям стальной решетки.

— Селин! Ты что здесь делаешь?!

— Пришла забрать тебя, но пока окончательно не решила, — ответила она. — Я еще думаю.

— Господи, Селин, — повторил он, подвигаясь к ней насколько позволяла решетка. — Я просто не верю своим глазам. Чудесно выглядишь.

Она кивнула, глядя на него со смесью грусти и недовольства во взгляде. Она была чем-то расстроена. Он знал — она расстроена из-за него. Они замолчали, глядя друг на друга, он — умоляюще, она — загадочно.

Костюм шафранового цвета красиво оттенял ее белую, не поддающуюся загару кожу, немного неестественную на скулах из-за регулярных подтяжек лица. Селина вертела в пальцах кожаный портсигар, постукивая им о сумочку.

Селин Дюпон было пятьдесят, натри года больше, чем его матери, на двадцать больше, чем ему. Он знал, что у нее есть взрослые дети и внуки. Однажды она летала на похороны своего сына, убитого в драке. О себе Селин рассказывала мало. Например, он не знал, разведена ли она или овдовела, и на какие средства живет. Она упоминала, что раньше работала в юридической фирме, но кем — адвокатом или просто секретаршей, — он так и не узнал. Полгода Селин проводила во Франции, полгода путешествовала по разным экзотическим местам, где, кроме грязи и нищеты, и смотреть-то не на что… Но время, которое она проводила в Европе, она в основном просиживала в казино. Как и Леже, Селин предпочитала рулетку. В ночном освещении, когда свет падает на руки, а лицо остается в тени, Селин невозможно было дать больше тридцати пяти.

«Я вампир. На меня нельзя смотреть при дневном освещении». — шутила она, всегда выставляя его среди ночи вон, за дверь своего номера.