ОН. Новая японская проза

Утром, проснувшись, я выхожу на балкон и сразу ищу глазами Диппи. Живем мы на самой окраине города, поэтому с балкона открывается вид на просторные луга и встающий за ними лес. Далеко-далеко смутно виднеются горы, но так далеко Диппи не заходит. Чаще всего я вижу, как он спит где-то в поле, свернувшись калачиком, подогнув шею под живот и обвив ее хвостом. Если его нигде не видно, я вооружаюсь биноклем.

В десять часов Диппи начинает шевелиться и, вытянув вверх шею, как будто оглядывает окрестности. Поднимается он не сразу. Он так огромен, что приподнять свою лежащую на боку тушу удается ему с большим трудом. Опираясь на хвост, он напрягает лапы и медленно встает. Затем, пощипывая листья со стоящих поблизости деревьев, ждет, когда окончательно проснется. Поскольку весит он тонн десять, там, где он спал, и там, где, поднимаясь, опирался лапами, в дождь образуются огромные лужи. В ненастную пору эти лужи видны по всему лугу. Выходит солнце, и они ярко сияют.

Диппи чувствует себя бодро в ясные дни. Есть люди, которые и это объясняют тем, что он якобы холоднокровный, и поэтому температура влияет на его активность — но разве эти люди сами не испытывают прилив бодрости в хорошую погоду? В дождливые дни у кого угодно портится настроение.

Около полудня Диппи наконец подваливает к моему дому. Хотя он поедает с равным удовольствием все, что растет в поле — и траву, и листья деревьев, он хорошо усвоил, что, если прийти ко мне днем, можно получить особенно вкусного сена. Диппи очень пунктуален. Завидев, что он уже близко, я осторожно, чтобы не свалиться вниз, убираю с балкона перила, выношу и раскладываю двадцать вязанок сена. По случаю дня рождения, указанного в его паспорте, и на Рождество я выдаю ему тридцать вязанок. Можно спорить, способен ли диплодок отличить двадцать вязанок от тридцати, но мне кажется, что в эти дни он ест с особенным удовольствием.

Среди динозавров диплодок — самый стройный. Относительно длины туловища его вес невелик, и все-таки это страшно большая зверюга. Поэтому походка у него тяжелая и неповоротливая. Покачивая длинной шеей, он переступает с одной лапы на другую. Таким образом он медленно-медленно приближается к нашему балкону, но я-то знаю, что он спешит изо всех сил.

Поскольку всем живущим в округе известно о моем динозавре, никто даже не пытается ставить свою машину под балконом. Как-то раз, уже давно, ничего не подозревающий торговец оставил тут свою колымагу чуть раньше полудня. Диппи, у которого было только сено на уме, притопал, не глядя себе под ноги, и ненароком ее раздавил. Хорошо еще, что не порезал ногу о стекло. Торговец же, скорее всего, сообщил в фирму и получил взамен новый автомобиль.

Отборное сено мне привозят раз в неделю на грузовике. Китайский импорт, стоит недешево, но поскольку это касается Диппи, отец не скупится. Сено хорошо пахнет. Я даже раз подумала, не приготовить ли из него салат, но стебли оказались слишком жесткими и несъедобными. Грузовик вываливает сено перед домом, а уж поднимать его в лифте на пятый этаж и укладывать в дальней комнате сто сорок, а то и сто пятьдесят вязанок приходится мне самой. Это занимает не меньше получаса. Я договорилась с водителем грузовика, чтобы он ни в коем случае не приезжал около двенадцати. Ведь если груз прибудет во время кормежки, Диппи, привлеченный его запахом, неровен час, развернется и одним махом слопает все содержимое грузовика. Если же грузовик попытается уехать — погонится за ним. Не в характере Диппи впадать в ярость, но мне кажется, это нечестно — выставить зверю такое количество корма, а потом убрать из-под самого носа.

Раз в месяц из сельскохозяйственной корпорации приезжают грузовик с транспортером, чтобы собрать навоз. Поскольку Диппи съедает много травы и листьев, его навоз — ценное удобрение. Транспортер и грузовик разъезжают по полю и наваливают в кузов разбросанные повсюду лепешки. Я часто подсаживаюсь в грузовик и катаюсь по полю. Навоз Диппи очень приятно пахнет. Уверена, каждый был бы горд, если бы его какашки так благоухали.

Денег за навоз я не получаю. Они поступают в распоряжение муниципалитета, в ведении которого находится поле. Хоть я и говорю, что у меня есть свой динозавр, с точки зрения закона, по словам отца, существуют деликатные проблемы. Формально я только осуществляю прокорм Диппи, а его огромное тело и флегматичная душа мне не принадлежат. Но меня это мало трогает. Ведь я одна могу себе позволить постучать Диппи по носу.

Знай я, что, свалившись с пятого этажа, останусь целой и невредимой, с удовольствием уселась бы верхом на Диппи. Как было бы здорово, сидя у него на голове, прокатиться по полю до самых гор. Если глядеть с высоты, многое кажется красивее. На ходу Диппи качает шеей из стороны в сторону, и все вокруг качается… Боюсь, что у меня бы закружилась голова… И все-таки я единственная в мире девочка, которая может прокатиться на диплодоке!