Человек со склянкой осторожно открыл крышку и плотно прижал горлышко склянки к окошку, выпуская в ящик что-то черное. Это была дюжина мух. Вначале мухи роились одним черным облачком, но тотчас разлетелись кто куда. Похожее на ружье устройство начало поворачиваться и, нацелясь на муху, некоторое время следовало за ней, после чего выстреливало иголкой. Когда игла поражала цель, муха падала. Как будто из ружья стреляют в дичь, только не было слышно ни звука и никто из людей не прицеливался. Устройство убивало мух одну за другой, пока не расправилось со всеми.
Я наблюдала очень внимательно. Скорее всего, прикрепленные к стенке «микрофоны», обнаружив муху, передавали данные компьютеру, а тот наводил ружье на цель. Но мух было много, и отличить одну от другой чрезвычайно сложно, к тому же они метались в беспорядке. То, что их все-таки удавалось подстрелить, свидетельствовало об уме компьютера. Мухи никуда не могли скрыться, и мне было их немного жаль.
Один и тот же эксперимент повторили три раза. И каждый раз, широко раскрыв глаза, я наблюдала, как одна за другой падают мухи. До меня стал понемногу доходить смысл происходящего. Устройство прежде всего поражало близко летающих мух. С близкого расстояния попасть просто, поэтому все происходило быстро. В случае с дальними мухами прицеливание занимало довольно много времени, и устройство не сразу производило выстрел. Только один раз иголка прошла мимо цели. Немного выждав, устройство выпустило еще одну иголку, сразив муху наповал.
После трех экспериментов испытания в тот день закончились. Все собрались возле компьютера и, просматривая записи, приступили к обсуждению. Один из персонала, открыв дверцу в стенке ящика, вошел внутрь и вымел мертвых мух. Неся в руке мусорное ведерко, он подошел ко мне. Я увидела, что все мухи были пронзены иголками вроде швейных. Некоторые еще трепыхались.
— Ну что, интересно? — спросил человек с ведерком. Это был юноша довольно привлекательной наружности.
— Да, — ответила я и решила, что из вежливости надо еще что-нибудь сказать. — А бабочек вы убиваете?
— Бабочки летают беззвучно, в них невозможно прицелиться. В пчелу попасть можно, но пчелы дороги.
— А мухи дешевые?
— Мух специально разводят, чтобы продавать для экспериментов. Ну и зоопаркам, на корм хамелеонам или для других надобностей…
Я кивнула. Задумалась, что лучше — скармливать мух хамелеонам или убивать их здесь с помощью иголок.
Вернулся отец.
Мы сразу же оттуда пошли в кино. После кино, по дороге домой, в поезде я все думала про мух.
— Наверно, сложно сделать такую машину?
— Вначале было трудно. Положение мух фиксируют три микрофона. Из всех мух выбрать одну и потом рассчитать, куда она полетит в следующее мгновение, довольно сложно. В одну неподвижную муху попасть проще простого. Машину создали еще три года назад, а сейчас используют только для обучения. Поэтому я смог ее показать тебе.
— И что это такое?
— Официальное название — демонстрационная модель системы самонаведения зенитной установки. Устройство, которое выстреливает иглы, сделано по типу духового ружья или, скажем, бамбуковой трубки, из которой в старину пускали стрелы.
— Бедные мухи!
— Да уж. У мух нет ни ракет, ни автоматических пушек, ни бомб, они не оборудованы электронной защитой и дипольными отражателями, так что сражение проходит в одностороннем порядке. Мы думаем, а не вооружить ли нам в дальнейшем и мух тоже.
— Правда?
— Шучу! Но и устройство — в некотором роде шутка. Компьютерная игрушка. Как ни увеличивай ее размер, практически использовать ее невозможно.
При этих словах у папы на лице мелькнуло ироническое выражение, какого я никогда не видела у него дома.
Через несколько дней после возвращения из командировки Фумихико обнаружил, что его неотступно преследует образ Сибири. Видимо, рассказ русского попутчика глубоко запал ему в душу. Когда он сосредоточен на своей работе, все в порядке, но стоит отвлечься, как невесть откуда перед глазами всплывает незнакомый пейзаж. Безбрежная заснеженная равнина, хвойные леса без конца и края, покрытая льдом огромная река, лошади, запряженные в сани, мчатся по сумрачному маленькому городу, люди кутаются в тяжелые пальто. Он, разумеется, никогда не был в России и не мог припомнить, чтобы в последнее время видел в кино или на фотографиях что-либо подобное. Собственные фантазии? Но эти картины, картины бескрайней холодной равнины, с неумолимой настойчивостью вставали у него перед глазами и тогда, когда он по дороге на работу в электричке смотрел на пробегающий за окном пейзаж, и по вечерам, когда он стряпал нехитрый ужин, дожидаясь возвращения Канны, и в то короткое мгновение, когда, проснувшись, он еще продолжал лежать в постели.