гэнъитиро такахаси
в деревне пингвинке перед заходом солнца
Когда однажды утром в деревне Пингвинке совершил вынужденную посадку космический корабль, из которого вышел Никотян Великий со своим приближенным, бабушка Хару, решив, что теперь-то уж наверняка пингвинцы пробудятся от своего гнусного сна и вернутся к былой жизнерадостности, бросилась расспрашивать очевидцев, как все произошло. «Эти ребятки спустились с неба?» — спросила она, на что пингвинцы утвердительно кивнули головой и добавили, что космический корабль появился из небесной синевы и со страшным ревом опустился на краю болота, после чего из него показался Никотян Великий в скафандре вместе со своим приближенным. Ступив на землю, Никотян Великий огляделся и прямиком направился к близлежащему болоту, где и закинул удочку, что было весьма странно для космического пришельца. Жители Пингвинки после высадки Никотяна Великого и его приближенного, взбудораженные и переполненные надеждой, все как один восстали ото сна, но узнав, что пришельцы всего-навсего уселись на краю болота и принялись удить рыбу, сразу же потеряли к ним всякий интерес и вернулись к своим прежним сновидениям. «И впрямь, разве в этом болоте хоть что-нибудь водится? Что они хотят оттуда выудить?» — бабушка Хару приплелась к болоту, чтобы самой разузнать всю правду, и, прячась за деревом, принялась изучать обстановку, но, как и рассказывали пингвинцы, космические пришельцы, не шелохнувшись, просидели целый день на берегу с удочками в руках. И все же бабушку Хару не покидало чувство, что космические пришельцы явились не иначе, как ради того, чтобы избавить, наконец, пингвинцев от сновидений. «Разве будут такие важные господа без дальнего умысла закидывать удочку в необитаемое болото?» — подумала бабушка и, созвав пингвинцев со всей деревни, попросила известить ее, если в поведении сидящих на краю болота космических пришельцев произойдет хоть малейшая перемена. Однако в ответ на ее просьбу пингвинцы заявили, что они уже не один день ходят к болоту и все впустую: космические пришельцы, как сидели, так и сидят со своими удочками, уставившись на болото, в котором отродясь не водилось ни рыбы, ни какой иной живности, и что, мол, они уже этим сыты по горло и пусть она больше не пристает к ним со своими дурацкими просьбами. И все-таки бабушка Хару ни за что не хотела отказываться от мысли, что космические пришельцы наделены какой-то особенной силой, пока ее слабые надежды не были разбиты тем, что ей сообщил Парзан. Однажды утром, проснувшись от стука в окно, бабушка Хару, недоумевая, кто бы это мог проказничать, зарылась поглубже под одеяло, но тотчас вспомнила, что ее окно находится на втором этаже. Постучать в него мог не кто иной, как с юных лет скакавший вместе с шимпанзе по деревьям, понимающий язык львов и слонов потомок Тарзана — Парзан. Ныне и он уже превратился в дряхлого старика, все дни напролет дремал в своем гамаке на вершине высокого дуба и единственной радостью его было с высоты дерева наблюдать за Пингвинкой. Бабушка Хару вышла из дома и крикнула в сторону густой буковой чащи, на которую смотрело окно: «Парзан, это ты?» — «Плохи дела, бабушка Хару! — отозвался из чащи хриплый голос Парзана. — Я слышал, приближенный сказал, что пока за ними не пришлют космический корабль, они так и будут сидеть, закинув удочки!» — «Вот как?» — бабушка страшно расстроилась, но, подумав о том, каких мук стоило Парзану, столь дряхлому, что и в своем гамаке он едва ворочался с боку на бок, тащиться в такую даль и только для того, чтобы сообщить ей новости о космических пришельцах, она крикнула еще раз в сторону буковой чащи: «Парзан!», но на этот раз ответа не последовало.
— Ты — в деревне Пингвинка, запомни хорошенько! — сказал профессор Норимаки Сэмбэй.
При этих словах
— Где это видано, чтобы робот просыпался в кровати? — таковы были первые слова, которые произнесло
— Действительно, странно! — сказал профессор. — Только что родившись, сказать такое. А я еще мучался от любопытства, какими будут первые слова моего робота! Ну и дела…
— То, что ты сейчас делаешь, называется «смотреть», — сказал профессор. — Ну-ка, попробуй объяснить, что ты при этом чувствуешь?
— Большинство предметов имеют очертания. Прямых линий почти нет, всякая прямая линия почти сразу же загибается и через какое-то время возвращается к своему началу. Некоторые очертания приятные, другие — неприятные.
— А то, которое прямо перед тобой?
— Из всех очертаний самое гадкое. Я хочу умереть.
— Это же я! Разве можно породившему тебя отцу говорить такие слова! Ну ладно. Нельзя сразу требовать от тебя слишком многого. Что ж, попробуй-ка встать.