Читаем ОН. Новая японская проза полностью

Сзади послышался легкий шелест шагов по мостовой. Как будто целая стая мелких животных перебирала мягкими лапками. Бен с Татибаной обернулись.

Посреди улочки висела потухшая неоновая вывеска с незнакомыми Бену иероглифами. Из-под нее появлялись одна за другой женщины и быстро семенили по мостовой, направляясь в противоположную от кафе сторону. Из-под черных и коричневых пальто виднелись красно-желто-синие подолы кимоно. Промелькнув в полумраке, цепочка женщин свернула налево и исчезла в направлении станции.

До улочки докатился грохот первой электрички. И в округе снова воцарилась тишина. Из задней двери появился Масумура в сопровождении Ясуды. Они небрежно бросили свои пластиковые мешки в кучу мусора, после чего Масумура прикурил сигарету и замер посреди улицы. Ни Ясуда, ни Татибана тоже не торопились возвращаться в кафе.

Масумура окинул взглядом окрестности, потом шагнул вперед, словно что-то привлекло его внимание. По соседству с закусочной, из которой только что выходили женщины, находился продовольственный магазинчик. Свет там еще не горел. Перед ним-то и остановился Масумура. Улочку освещали лишь отблески раннего рассвета, проникавшие сюда с площади. Но в глубине улочки пока чернела мгла. Бен не сводил с Масумуры глаз. Рядом с решетчатой дверью, на том месте, где недавно стояли мешки с мусором, виднелись только что доставленные контейнеры с продуктами.

Масумура огляделся по сторонам. Убедившись, что посторонних нет, он раздавил на мостовой сигарету и открыл верхний контейнер. В слабом свете белели скорлупки яиц. Еще раз внимательно оглядевшись, Масумура жестом циркового фокусника разбил яйцо о колено и, к изумлению Бена, вылил содержимое себе в рот. Белая скорлупа с легким шорохом упала на мостовую.

Масумура жестом поманил остальных. Но Бен догадался, что к нему это не относится. Так что он остался в одиночестве стоять на углу, наблюдая. Ясуда, достав из контейнера яйцо, разбил его кулаком и, не пролив ни капли, выпил вязкую массу. Татибана наклонился и разбил яйцо о носок гэта, после чего одним духом проглотил содержимое. Бен наблюдал за их быстрыми, гибкими движениями. Белая форменная одежда смутно светилась в полумраке.

От одной только мысли о вкусе сырых яиц Бена едва не вывернуло наизнанку.

С площади в улочку ударил первый луч света. Он лег на мостовой отчетливой дорожкой, лишь едва не дотянув до троицы в белом. Бен вдруг почувствовал, что все трое смотрят на него из темноты, ведь сам он стоял на углу, с ног до головы залитый утренними лучами. Фигуры людей в белой форменной одежде слились в единое смутное пятно, и в центре пятна был Масумура. Бен различил, как задвигались его губы.

— А вот вы это никогда не удастся! — послышался его голос. Улочка ответила гулким эхом. Тон был до странности враждебный. Кто это — вы? Бен даже невольно обернулся. Но сзади никого не было.

«Интересно, кого это он там увидел?» — подумал Бен.

Стоящая напротив троица не пошевелилась. Только негромко захихикал Ясуда. Бен почувствовал даже не гнев, а какое-то не поддающееся описанию бешенство. Неведомая сила подхватила, поволокла его вперед. Сделав несколько шагов, он остановился прямо перед ними. Отстранив Масумуру, он протянул руку и взял из контейнера яйцо.

«Размазать его об эту поганую рожу!» — подумал он по-английски. Но порыв тут же угас. Бен ударил яйцом о ставни магазина. При этом часть содержимого пролилась, и брызги запачкали ворот форменной куртки. Бен поднес разбитое яйцо к глазам и увидел плавающее в полупрозрачной жидкости утреннее солнце. В следующий момент Бен вылил яйцо в рот. На мгновение стало светло как днем. Липкая жидкость забила горло, и он почувствовал тошноту, но сумел сдержаться.

Его глаза встретились с тускло блестевшими в темноте глазами Масумуры. В глазах Масумуры не было никакого выражения. Он просто пялился на место, где стоял Бен, с тем же бесстрастным выражением лица, что и в первый вечер. Бен первым отвел глаза и, повернувшись к троице спиной, вошел в кафе через черный ход. В этот момент до него донесся восторженный вопль Татибаны: «Он это сделал!» Из кухни Бен прошел мимо управляющего, складывающего чеки, поднялся на второй этаж, промчался мимо «кабинета» и остановился на третьем этаже перед раздевалкой. Только тогда он заметил, что его всего трясет.

Он сорвал с себя испачканную, оскверненную форму. В пустой раздевалке гулко прозвучал его голос: «Позорище какое!»

Бен открыл шкафчик. Единственный шкафчик, на котором не было таблички с именем. Там висели фланелевая рубашка и джинсы. Бен посмотрел вверх. Сквозь вентиляционное отверстие сочился утренний свет Синдзюку, такой же белесый, как его голая рука. Бену вдруг вспомнился осенний вечер, когда Андо, показав на далекое зарево, сказал: «А это — Синдзюку».

Свет, сочившийся из вентиляционного отверстия, был самым обычным светом. Ничего особенного. Просто слабый свет раннего утра.

Перейти на страницу:

Все книги серии Новая японская проза

Она (Новая японская проза)
Она (Новая японская проза)

...Сейчас в Японии разворачивается настоящей ренессанс «женской» культуры, так долго пребывавшей в подавленном состоянии. Литература как самое чуткое из искусств первой отразило эту тенденцию. Свидетельство тому — наша антология в целом и данный том в особенности.«Женский» сборник прежде всего поражает стилистическим и жанровым разнообразием, вы не найдете здесь двух сходных текстов, а это верный признак динамичного и разновекторного развития всего литературного направления в целом.В томе «Она» вы обнаружите:Традиционные женские откровения о том, что мужчины — сволочи и что понять их невозможно (Анна Огино);Экшн с пальбой и захватом заложников (Миюки Миябэ);Социально-психологическую драму о «маленьком человеке» (Каору Такамура);Лирическую новеллу о смерти и вечной жизни (Ёко Огава);Добрый рассказ о мире детстве (Эми Ямада);Безжалостный рассказ о мире детства (Ю Мири);Веселый римейк сказки про Мэри Поппинс (Ёко Тавада);Философскую притчу в истинно японском духе с истинно японским названием (Киёко Мурата);Дань времени: бездумную, нерефлексирующую и почти бессюжетную молодежную прозу (Банана Ёсимото);Японскую вариацию магического реализма (Ёрико Сёно);Легкий сюр (Хироми Каваками);Тяжелый «технокомикс», он же кибергротеск (Марико Охара).(из предисловия)

Банана Ёсимото , Каору Такамура , Марико Охара , Миюки Миябэ , Хироми Каваками

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Айза
Айза

Опаленный солнцем негостеприимный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных моряков из семьи Пердомо, пока на свет не появилась Айза, наделенная даром укрощать животных, призывать рыб, усмирять боль и утешать умерших. Ее таинственная сила стала для жителей острова благословением, а поразительная красота — проклятием.Спасая честь Айзы, ее брат убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослепленный горем отец жаждет крови, и семья Пердомо спасается бегством. Им предстоит пересечь океан и обрести новую родину в Венесуэле, в бескрайних степях-льянос.Однако Айзу по-прежнему преследует злой рок, из-за нее вновь гибнут люди, и семья вновь вынуждена бежать.«Айза» — очередная книга цикла «Океан», непредсказуемого и завораживающего, как сама морская стихия. История семьи Пердомо, рассказанная одним из самых популярных в мире испаноязычных авторов, уже покорила сердца миллионов. Теперь омытый штормами мир Альберто Васкеса-Фигероа открывается и для российского читателя.

Альберто Васкес-Фигероа

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее