Читаем ОН. Новая японская проза полностью

Может быть, мы действовали излишне жестоко, но все, кто проявили малейшие признаки японизации, были сосланы в концентрационные лагеря посреди пустыни.

Поднялся ропот возмущения, особенно в конгрессе, что это противоречит принципам гуманности, но мы обнародовали данные о японизации и дискуссия мгновенно захлебнулась.

Ибо у всех тех, кто подвергся японизации, не только в поведении, но и во внешнем облике произошли разительные перемены. А именно, появились сутулость, шаркающая походка на полусогнутых, очки, выпирающие зубы, неуверенные повадки, плоское лицо, раскосые глаза и т. д. и т. п.

Каждый из этих случаев сам по себе уже внушал серьезные опасения.

Но в тот момент мы еще сохраняли оптимизм.

В конце концов, Японское государство уничтожено до основания. Изолируем тех немногих, кто подвергся японизации, и проблема будет немедленно искоренена.

Не тут-то было.

Японизация персонала в бывших японских транснациональных корпорациях не прекращалась. Несмотря на то, что на ряде предприятий весь основной кадровый состав был набран после разгрома Японии, японизация среди работников шла бурными темпами. Достаточно было одного взгляда на них, чтобы не осталось никаких сомнений. Все лезут из кожи вон, чтобы пристроить детей в знаменитые университеты, гоняются, высунув язык, за доходными облигациями, скупают фирменные товары, мясо едят только в белую крапинку…

У нас голова пошла кругом.

Ну почему? Почему не прекращается японизация?

Мы провели комплексное исследование бывших японских транснациональных корпораций.

У нас появилось подозрение, что болезнетворный микроб таится не в людях, а в организации труда.

В полученном отчете это предположение было подкреплено конкретными примерами.

На бывших японских предприятиях устав компании, как правило, сохранялся со времен японского господства и изобиловал невероятными в своей абсурдности и таинственности ритуалами.

Например, служащие, едва придя на работу, должны все, как штык, являться на обязательную утреннюю поверку. В тот момент, когда они еще не очухались от сна, управленцы произносят речи вроде тех, что призваны вселять в солдат патриотический дух, созданные по примеру партийной пропаганды времен нацистов и Сталина, но только намного превосходящие ее по силе воздействия. Согласно подсчетам Бринстоновского института менеджмента сила их воздействия превышает в пять-семь раз пропагандистские кампании, проводившиеся под личным руководством Геббельса.

И это еще не все.

Существует ритуал — рапорт об индивидуальной норме. Ошибается тот, кто думает, что имеется в виду рапорт о выполнении работником нормы. Нет, работник рапортует о той норме, которой он собирается достичь в будущем. Благодаря этому, рапортующий отвечает за выполнение нормы своим собственным честным именем. Поистине изощреннейший метод!

В этом месте доклада главный советник президента Джугашвили задал вопрос:

«Но разве не будет тогда каждый подавать рапорт с заниженной нормой?»

На это докладчик ответил:

«Такой вопрос мог задать лишь человек, совершенно не знакомый с самым ужасным, что есть в психологии японцев.

Допустим, некто А. назначил себе норму — сто, что на взгляд окружающих ниже его реальных возможностей.

В таком случае, коллектив будет третировать А. как любителя пофилонить.

Кстати, практически невозможно правильно передать нюансы японского слова третировать. Такие варианты перевода как „плохо обращаться“ или „изводить“ явно не подходят. Слово „истязать“ так же отпадает, поскольку подразумевает некое физическое воздействие. Если попытаться все же дать точное определение, получится что-то вроде „на протяжении долгого времени коллективно отрицать существование индивида“.

Если работник не хочет подвергнуться третированию, он обычно должен загодя выведать, какого мнения о нем коллектив. Вот почему служащие после работы всей гурьбой идут в кабаки или дешевые пивные, стараясь там понять, как их оценивает коллектив в лице сотрудников и начальства».

В связи с этим свой вопрос задал вице-президент Морган:

«Получается, что в рапорте нужно всегда завышать норму?»

Докладчик хмуро усмехнулся.

«В японском коллективе следует во что бы то ни стало воздерживаться от подобных действий».

И он со свойственной всем японоведам учтивой хамоватостью объяснил, что подобными действиями работник может схлопотать от коллектива обвинение в том, что он «задирает нос, как Тэнгу» или, иначе, «задается».

«Тэнгу — это японское фантастическое чудовище, наделенное длинным носом, как у Сирано де Бержерака. Этот японский Сирано де Бержерак издавна служит символом тех, кто „задается“.

Но вы спросите, что же в таком случае означает „задаваться“.

Говоря коротко, в японском коллективе „задаваться“ значит — погибнуть.

„Задающегося“ работника ждет еще более суровое наказание, чем третирование.

А именно — полное игнорирование. Никакого осуждения. Никакой критики. Никаких нападок.

Перейти на страницу:

Все книги серии Новая японская проза

Она (Новая японская проза)
Она (Новая японская проза)

...Сейчас в Японии разворачивается настоящей ренессанс «женской» культуры, так долго пребывавшей в подавленном состоянии. Литература как самое чуткое из искусств первой отразило эту тенденцию. Свидетельство тому — наша антология в целом и данный том в особенности.«Женский» сборник прежде всего поражает стилистическим и жанровым разнообразием, вы не найдете здесь двух сходных текстов, а это верный признак динамичного и разновекторного развития всего литературного направления в целом.В томе «Она» вы обнаружите:Традиционные женские откровения о том, что мужчины — сволочи и что понять их невозможно (Анна Огино);Экшн с пальбой и захватом заложников (Миюки Миябэ);Социально-психологическую драму о «маленьком человеке» (Каору Такамура);Лирическую новеллу о смерти и вечной жизни (Ёко Огава);Добрый рассказ о мире детстве (Эми Ямада);Безжалостный рассказ о мире детства (Ю Мири);Веселый римейк сказки про Мэри Поппинс (Ёко Тавада);Философскую притчу в истинно японском духе с истинно японским названием (Киёко Мурата);Дань времени: бездумную, нерефлексирующую и почти бессюжетную молодежную прозу (Банана Ёсимото);Японскую вариацию магического реализма (Ёрико Сёно);Легкий сюр (Хироми Каваками);Тяжелый «технокомикс», он же кибергротеск (Марико Охара).(из предисловия)

Банана Ёсимото , Каору Такамура , Марико Охара , Миюки Миябэ , Хироми Каваками

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Айза
Айза

Опаленный солнцем негостеприимный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных моряков из семьи Пердомо, пока на свет не появилась Айза, наделенная даром укрощать животных, призывать рыб, усмирять боль и утешать умерших. Ее таинственная сила стала для жителей острова благословением, а поразительная красота — проклятием.Спасая честь Айзы, ее брат убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослепленный горем отец жаждет крови, и семья Пердомо спасается бегством. Им предстоит пересечь океан и обрести новую родину в Венесуэле, в бескрайних степях-льянос.Однако Айзу по-прежнему преследует злой рок, из-за нее вновь гибнут люди, и семья вновь вынуждена бежать.«Айза» — очередная книга цикла «Океан», непредсказуемого и завораживающего, как сама морская стихия. История семьи Пердомо, рассказанная одним из самых популярных в мире испаноязычных авторов, уже покорила сердца миллионов. Теперь омытый штормами мир Альберто Васкеса-Фигероа открывается и для российского читателя.

Альберто Васкес-Фигероа

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее